Факультет чудаков - [101]

Господину Адамини было поручено командовать всей операцией. Он не должен иметь постоянного места, а должен находиться там, где нужно для удобнейшего распоряжения; при нем состоят два десятника для исполнения приказания.

Господа Глинка, Лукин, Паскаль и Яковлев должны находиться в четырех удобных местах, для наблюдения за четырьмя направляющими кабестанами, они станут получать и отдавать приказания, не оставляя своих мест.

Господам комиссару и экзекутору поручено было все, что относилось до соблюдения порядка. В их распоряжении находились инвалиды-гвардейцы, а также конная и пешая полиция (полиция была вызвана, чтобы охранять заборы от любопытных: толпы любопытствующих горожан с утра хлынули к Исаакиевской площади).

Глубокое молчание должно быть сохраняемо во все время подъема; замечания, если какие нужно будет сделать десятникам, приставленным к пяти кабестанам, пусть сообщаются через четырех помощников господину Адамини, который один сохраняет право давать приказания.

Все эти предписания о порядке были разработаны столь подробно, обусловлены строжайше и должны будут исполняться неукоснительно, потому что при операции будет высочайше присутствовать — царь.

В этом была вся особенность операции. В техническом успехе ее не сомневались, все было с великою точностью проверено на модели и, кроме того, сделаны две пробы вытягивания канатов воротами, чтобы узнать направление канатов, подложить там, где нужно, катки и установить блоки на разных высотах. Кабестаны были испытаны, прочность канатов проверена.

Опасались за порядок выполнения. Понравится ли он Николаю? Сохрани бог, если нет. А понравиться было трудно, потому что идеальный порядок в глазах государя был только по счету марша: «Ать! Два!»

Церемония сначала была задумана таким образом, что по прибытии государя-императора первым долгом будет отслужен молебен с водосвятием, потом уже приступят к закладке медали под будущую колонну. Накануне назначенного дня председатель комиссии получил от министра сообщение: «Его императорское величество изволил отозваться, что его величеству благоугодно, чтобы молебен был учинен до высочайшего прибытия», Государь хотел сразу приступить к делу.

Так, по его желанию, в половине первого часа пополудни начался молебен. Молебен служили архимандрит с протодьяконом и три священника Исаакиевского собора с певчим хором. Священники были те самые, что десять лет тому назад участвовали в потасовках с сенатским причтом. Особенно тогда отличался отец Михаил Наманский, другой же участник, отец Тарасий Дремецкий, изрядно тогда пострадал: лишился части волос.

Молебен искусно растянули до самого прибытия государя.

Высокие лица, в сопровождении свиты, поднялись на помост. Они были встречены всей комиссией с председателем во главе. В это время рабочие у своих механизмов стояли ни живы, ни мертвы, сняв шапки. Кричать «ура» им не приказывали, они в этот день должны быть безмолвными рычагами при кабестанах.

Государь прибыл с августейшей супругой и с их императорскими высочествами — великой княжной Александрой Николаевной и великой княгиней Еленой Павловной. Вся фамилия проследовала на отведенное для нее место — отдельный высокий помост, устланный коврами, находившийся на безопасном расстоянии от места работ. Главный архитектор почтительно доложил председателю о готовности.

Председатель комиссии всеподданнейше доложил о том государю и испросил повеления приступить к закладке.

— Начать! — сказал государь коротко, с ударением на «ать».

Председатель отвесил по этикету поклон, отступил на шаг и обернулся вполоборота к правителю канцелярии, стоявшему наготове поодаль, с блюдом в руках. Правитель канцелярии приблизился и поднес председателю на серебряном блюде платиновую медаль и свинцовый ковчег для нее.

Председатель с подобающей важностью принял блюдо с медалью и с подобающей почтительностью поднес его государю.

Государь, не глядя на блюдо, протянул руку к платиновой медали (пальцы его, говорят, были белее и холоднее, чем платина), взял ее, вложил в ковчег и отдал его председателю. Председатель отдал ковчег главному архитектору, главный архитектор поклонился, закрыл ковчег, поклонился еще раз и удалился на место подъема. Там он вложил ковчег (походивший на маленький ларчик) в сделанную для того впадину в гранитной базе, на которую встанет колонна, и вернулся с вторичным донесением о готовности к операции. Председатель испросил высочайшего повеления начинать.

— Ать! — сказал император.

Архитектор махнул платком.

Колокол, висевший на первом столбе у лесов с западной стороны, ударил один раз.

Это значило — приготовиться всем и слушать следующую команду.

Архитектор махнул платком во второй раз, ему ответил колокол, и люди пошли ходить вокруг кабестанов. Кабестаны пришли в действие, и канаты, тянущиеся по радиусам полукруга, какой образовали кабестаны с подъемным станом в центре, напряглись, как шестнадцать спиц.

Колонна, полузакрытая от глаз зрителей, пошла одним концом вверх. Движение это было почти неприметно, как движение часовой стрелки, и даже еще медленнее: как сочли после, колонна поднималась в продолжение сорока пяти минут, описав концом четверть круга.