Фактор внешности - [122]

Повернувшись, посмотрел на большое круглое окно, у которого он любил сидеть в хорошую погоду и смотреть вниз на шумный город. Все было мертво и безмолвно.

Я зашел в ванную, и там обнаружил нарисованный красками на стене и пеной для бритья на зеркале автопортрет Стивена. Я рассмеялся, и стены студии отозвались в ответ громким эхом.

Странно признаваться, но я чувствовал себя хорошо в своих потертых джинсах и старой футболке. В то время я просто работал в свое удовольствие, и если мне нравилась картина, вешал ее на стену, а если нет – выбрасывал.

Рисуя снова и снова какой-нибудь букет цветов на столе, я получал истинное наслаждение, ведь каждый раз грани живописи открывались мне по-новому. Цвета были то нежными и блеклыми, то яркими и насыщенными, колорит тоже менялся в зависимости от настроения и восприятия, и все это действительно схватывало и запечатлевало некий поток жизни, отличный от застывших выхолощенных и мертвых изображений на рекламных щитах.

Мне опять вспомнился слоган «Живи с удовольствием», такой простой и в то же время недосягаемый принцип. Я сел в кресло и, запрокинув голову, закрыл глаза, представляя яркие цветные пятна и улицу за окном и думая, как бы я перенес все это на холст. Видимо, я заснул, потому меня разбудил стук двери.

Но Стивен так и не появился. Дверь стукнула из– за сквозняка. Ветер ворвался в окно и перевернул лист бумаги, лежащий на столе, – я не заметил его, когда вошел в комнату.

«Чарли, позвони мне перед тем, как соберешься в гости. Я с удовольствием дождусь тебя. Но поскольку я работаю, лучше договориться на то время, когда я смогу вернуться».

Оказывается, Стивен должен был идти в тот день на работу и оставил открытой студию, полную холстов, зная, что я могу нагрянуть. Я вздохнул и понял, что пора возвращаться. Приехало такси, и я попросил отвезти меня в офис на Манхэттен. Там я переоделся в более подходящий дорогой костюм, но ощущение, что моя карьера художника окончена, еще долго не покидало меня.

ГОВОРИТЕ

Я хотел поговорить с врагом. Я никогда прежде не имел врагов и, заполучив теперь первого и единственного врага в своей жизни, относился к нему с искренним любопытством. На самом деле любопытно то, что связывало его с Роттвейлер. Они были противниками много лет – своего рода игра в шахматы, где два партнера нуждаются друг в друге. Если Роттвейлер не получала известий о том, что происходило с Казановой, она начинала нервничать и настроение у нее заметно портилось.

Как ни удивительно, но больше у них подобных отношений не было ни с кем. Я знаю, поскольку наблюдал за ними очень внимательно. Раньше смотрел на поведение Данте сквозь пальцы, но с некоторых пор мне пришлось изменить свою позицию, потому что я был вынужден заботиться о тех, кого он пытался использовать. Я столкнулся с тем, как Данте Казанова угрожал испортить карьеру и будущее Боба. Я еще мог наплевать на то, что он переманил Зули, но его влияние на Сьюзан и стремление заполучить ее снова меня всерьез беспокоили. Он поощрял пристрастие Киттен к порошку, даже умудрился окрутить Кару! И каким бы безобидным Казанова ни прикидывался, я видел, что он настоящий волк в овечьей шкуре. С тех пор как начал присматриваться к нему, я стал воспринимать его как врага.

Роттвейлер любила пошутить в мой адрес на тему, как я мог бы стать владельцем собственного агентства. Я подыгрывал ей и говорил, что мечтаю открыть «Фьорд моделз» – агентство, где все модели будут из Скандинавии. В ответ она смеялась:

– О, Чарли… не спеши. Со временем ты получишь в наследство «Мейджор».

Я не придавал значения этим словам – она не была моей родственницей. И я, конечно же, не мог претендовать ни на какое наследство Возможно, Ротти заместила в моем сознании фигуру отца, от которого я отказался очень давно и раз и навсегда. В Роттвейлер было достаточно жесткости и силы воли, чтобы породить в моем воображении такую проекцию. Но как бы то ни было, идея открыть агентство казалась мне иногда не такой уж фантастической. Мне нечем было больше заниматься в жизни. Я не смог стать художником. Не сумел достичь спортивных высот. Чем больше работал бок о бок с Роттвейлер, тем лучше начинал разбираться в деталях и тонкостях модельного бизнеса. Я бы мог скопить денег в этой индустрии, а после купить баскетбольную команду и художественную галерею. Но чтобы мечта стала реальностью, надо было за нее бороться и победить.

Я как раз размышлял над спецификой борьбы за влияние на рынке моды, когда меня окликнула Киттен:

– Чем ты занимаешься?

– Играю в шахматы.

– О, как всегда, ты страшно интеллектуален. И кто твоя жертва?

– Секрет.

– О, Чарли, я заинтригована!

– Я играю с компьютером.

– Правда? Как грустно!

– Оттачиваю мастерство. Готовлюсь стать мастером.

– А я тебе не мешаю?

– Нет, компьютер всегда может подождать.

– Это хорошо. Послушай… меня пригласили на этот дурацкий благотворительный вечер, и мне нужно, чтобы ты пошел со мной…

– А что, подружек у тебя нет?

– У них у всех свидания.

– Ну а твой бойфренд? Или гения мучают творческие проблемы?

– Он меня бросил… Ну, пожалуйста, пойдем… С тобой надежнее…