Факир - [26]

Толпа, затаив дыхание, следила за движениями Парии, и лишь изредка у кого-то вырывалось восклицание удивления. Мнение о парии-нищем совершенно переменилось. Очевидно, это был гуссаин, магик первой степени. Как же раньше никто не заметил невероятной худобы его тела, свидетельствующей о суровом аскетизме и умерщвлении плоти, широких белых полос, проведенных известью по лбу, носу, вдоль рук и шеи?

Но скоро удивление сменилось энтузиазмом, когда все увидели, что гуссаин поднялся, пошел и взял стоявшую в углу двора маленькую узкую корзинку, которую до сих пор никто не замечал, и поставил ее перед собою.Корзина еще не была открыта, как все отгадали, что находится в ней. Там были cobras capellos, страшные змеи, укус которых смертелен и которых только самые искуссные из гуссаинов умеют приручать и очаровывать.

Взяв корзину, пария позаботился сорвать с одного из столбов, окружавших веранду и покрытых вьющимися растениями, горсть зеленых листьев того самого растения, которое, по установившемуся мнению у очарователей змей, обладает странною способностью делать неуязвимым каждого, умеющего этим пользоваться.

Обезопасив себя таким образом, пария открыл корзину, из которой тотчас же показались отвратительные черные головы. Одни высовывали свои раздвоенные языки, другие страшно шипели.

Пария начал водить по воздуху, вокруг высунутых змеиных голов, стеблями сорванного растения, которыми он заранее запасся. Он проводил широкими листьями вдоль, то и дело извивающихся, их чешуйчатых кольцеобразных тел.

Когда змеи, обессиленные этими, как бы гипнотическими, пассами, вылезли из корзины на импровизированный ковер, он схватил свою двойную дудку-свирель и принялся наигрывать странную мелодию, в высшей степени заунывную и монотонную.

Змеи, казалось, были очарованы этой варварской музыкой.

Они перестали извиваться по земле и, неподвижные, вытянулись наполовину перед артистом, стоя с поднятой головой, с устремленным в одну точку взором.

Тогда пария бросил свой инструмент и смело схватил одну из змей. Он заставлял ее скользить у него между руками, проводил ногтями по ее длинному телу, обвивал ее себе вокруг шеи и рук, кусал ей хвост и даже язык и брал в рот их черную плоскую голову.

Это обычные приемы индийских жонглеров, по крайней мере, самых искуссных. Пусть думают, что он делает этих пресмыкающихся безвредными, вырывая им ядовитые клыки. На самом же деле, они только изучают с удивительной тщательностью их характер и привычки. Они знают, с какой медлительностью и робостью движутся змеи, в особенности во время процесса пищеварения; они также знают, как можно легко загипнотизировать змей. Следовательно, безрассудная смелостьзаклинателей змей останется такой лишь с виду, потому что в действительности всякое движение рассчитано и проделано логически правильно.

Но низшее население Индостана не знает о таких простых вещах, с помощью которых достигаются такие поразительные результаты. Народ не знает не только об удивительной ловкости очарователей змей, но даже о средствах, к которым те прибегают, чтобы сделать себя неуязвимыми для страшных пресмыкающихся. Поэтому, в толпе раздался вздох облегчения, когда пария, после всего того, что мы только что описали, полагая, без сомнения, что представление достаточно затянулось, бросил змей на землю и по очереди стал их запихивать обратно в камышовую корзинку. Хотя гус- саин и не просил ничего, на него посыпался целый дождь мелких медных монет. В минуту ковер покрылся ими. Здесь была кругленькая сумма, а для бедного гуссаина – целое состояние.

Толпа продолжала, однако, тесниться вокруг парии. Очевидно, под этим рубищем скрывался знаменитый чародей или – все возможно – святой человек, посланный божествами индийского Олимпа, таинственным Брамою, кротким Вишну или кровожадною Сивою, как ходатай за прегрешения людей.

Особенно спешили пробраться к нему параличные и другие больные, изувеченные, едва передвигавшиеся на костылях, калеки, ковылявшие на своих коротких ножках, слепые, ведомые за руку совершенно голыми детьми, сделавшимися похожими на бронзовые статуэтки под жгучими лучами тропического солнца.

Вместе с этими несчастными подходили кающиеся, вероятно, большие грешники, судя по строгости наказания, которое они наложили на себя, например, обет не открывать ладонь правой руки во все время богомолья, и держать ее таким образом, чтобы ногти, постепенно отрастая, углублялись в тело. Стояли кающиеся, на которых были надеты тяжелые вериги, утыканные острыми гвоздями и обвешанные различными амулетами. Они надеялись прикосновением к гуссаину получить прощение грехов, другие – исцеление своих немощей.

Но гуссаин не обращал никакого внимания натеснившийся вокруг него народ. Он не пытался подобрать все медные монеты, лежавшие у его ног. Его глаза, несколько минут рассеянно блуждавшие по сторонам, внезапно посмотрели вверх с выражением сильнейшего любопытства. Поэтому-то он так неожиданно прервал свое представление на самом интересном месте; поэтому-то он грубым жестом отвечал на просьбы и моления подобных ему бедняков, на слова их, полные уважения. Вдруг он порывисто вскочил.