Факир - [23]

– Папа, мужайтесь, мы здесь! – кричала Дебора.

Легкое суденышко летело по гребням волн. Через несколько смертельно долгих минут оно коснулось обломка мачты, и Пензоне сложил весла. Перевесившись за борт,он схватил почти безжизненное тело и втащил его в шлюпку.

Мистер Токсон (это был он) скоро пришел в себя под поцелуями дочери и искуссным массажем племянника. Пусть читатель представит себе какое он испытывал волнение! Но его радость скоро омрачилась при виде Пензоне. Он сначала остолбенел, а затем потребовал точного объяснения, что и должен был исполнить немного сконфуженный лаборант Узнав, между прочим, что Пензоне бросил в море Иеремию Скидэма или точнее Сукрийяну проснувшегося от семилетнего сна, Токсон был совершенно уничтожен. Смерть факира делала невозможным осуществление его грандиозных проектов. Один Сукрийяна знает как вызвать каталептический сон, вернейшее подобие смерти. И в этом ему, Токсону, не поможет никакая наука. Однако, несмотря на сильное желание пожурить своего непослушного племянника, он понимал, что только благодаря его непослушанию, Пензоне спас жизнь его дочери и его самого, и волей-неволей сдержал выражение своего недовольства. Было только одно неясно, вдаже для Пензоне: каким образом Сукрийяна мог проснуться в Чикаго, один, без всякой помощи со стороны нирванистов? Вот чего никто не мог понять. Эту загадку факир унес с собой в холодную бездну океана. По мере того, как мистер Токсон приходил в себя его idee fixe, о которой он было забыл в борьбе с морскими волнами, по воле которых носился его обломок мачты, мало-по-малу снова начинала преобладать в его упрямом мозгу. В момент крушения «Лаконии», разбуженный страшным толчком и громом взрыва, он едва успел набросить на себя платье и выскочить на палубу, сплошь занятую обезумевшими пассажирами. С отчаянием оглядывал он толпу и не видел в ней своей дочери. Он искал ее, звал, перебегая с одного конца палубы на другой быстро погружавшегося в волны парохода. В первый момент он скрылся под водой, потом через несколько секунд показался на поверхности и увидел недалеко от себя качающийся обломок мачты. Инстинкт самосохранения подсказал ему, как поступить в данном случае, и он с отчаянием уцепился за дерево. Затем он смутно помнил, как его кто-то вытаскивал из воды, видел,как в тумане, дочь, племянника. У него почти не осталось никакого воспоминания о прошедшей драме, – одна мысль занимала его: снова начать и довести до конца свое отчаянное предприятие.

Что ж? Если потерян факир, то найден лаковый ящик, незначительная, положим, вещь и не заменяющая гибель Сукрийяны. Оставался только пергамент, перевод которого послужил причиной стольких бедствий.

Мистер Токсон, думая об этом документе, лихорадочным жестом сунул руку в боковой карман сюртука, с которого все еще струились потоки соленой воды. И, о, счастье! Папирус оказался на месте! Только продолжительная ванна, которую пришлось принять этому тонкому листу, естественно, размягчила его. Доктор, осторожно вытащив его из кармана, развернул, чтобы просушить на солнце.

Между тем день уже давно начался. Солнце косыми лучами озаряло шлюпку и посылало ослепительный свет на все более и более приближающуюся линию прибоя.

– Но где же мы находимся? – Не без беспокойства спросил Пензоне. И к какому берегу приближаемся?

– Это берег Ирландии, – ответил Токсон, – ив этих широтах, смежных с проливом Св.Георгия, он усеян скалами, делающими доступ к нему почти невозможным и, кроме того, он совсем не населен. Сукрийяна, очевидно, знал об этом и, без сомнения, надеялся воспользоваться этим, чтобы безнаказанно продолжать свое путешествие, назвавшись одним из потерпевших крушение «Леконии» и совершив на море убийство, которое замышлял.

– Дело в том, – заметил Пензоне, – что нам трудно будет высадиться.

– Однако, – сказал доктор, – попытаемся пристать к берегу, где мы тотчас же найдем средства продолжать без новых задержек путешествие в Индостан.При этих словах, доказывавших непреклонное решение ученого, Дебора обменялась с кузеном безнадежным взглядом. На несколько минут воцарилось тягостное молчание. Наконец, Пензоне решился высказать несколько робких замечаний, и уже раскрыл рот, чтобы заговорить, как вдруг Дебора испустила крик удивления.

– Как странно! Посмотрите, папа. – И пальцем указывала на развернутый на солнце папирус, уже почти высохший под его лучами.

– Что ты хочешь сказать? – заметил Токсон. – А! Пергамент покрылся буквами…

– В самом деле! – вскричал Эдгар, в то же время направляя шлюпку по приказанию дяди к высоко торчащей скале, о которую с шумом ударялись волны и рассыпались миллионами брызг, блиставших на солнце всеми цветами радуги.

– Тогда это объясняется, – воскликнул Токсон, – действием тепла после вымачивания в растворе хлористого натрия, который только один мог проявить написанное симпатическими чернилами. Вот простой химический реактив, подействовать которым я и не догадался!.. Видите, продолжал он с радостью в голосе, буквы теперь совершенно ясны: написанное принадлежит тоже наречию пали, как и остальное, и я, наконец, узнаю… Наклонившись над папирусом, он пожирал его глазами: все его умственные способности сосредоточились на таинственном тексте. Невольно, заинтересованные молодые люди молчали в ожидании, когда ученый окончит свой трудный перевод. Наконец, мистер Токсон поднял голову. Лицо его сияло счастьем от удачного открытия. Он не сожалел теперь о перенесенных страшных испытаниях, потому что был обязан им тем, что наконец-то узнал то, чего много раз тщетно добивался. Держа в одной руке пергамент и ведя пальцем другой по строчкам, только что так неожиданно появившимся, мистер Токсон начал переводить громким голосом: В двенадцать часов, с молитвами, мое иссохшее тело должно быть освобождено от повязок, облегающих его, и при священных гимнах верующих. Дурга, богиня любви, и Вишну-Утешитель, дохнут своим разумом на меня. Да, я оживу! И сок божественного лотоса, содержащийся в нефритовом флаконе, охраняемом твоим именем, о Парвати, царица Прекрасного, у подножья твоей святой статуи, нальется моей рукой в чашу из слоновой кости. Счастлив избранник, который, опорожнив ее, займет мое местов этой могиле, на этом пороге к Истине. Едва ученый медленно перевел последние слова, как страшный удар сбил с ног всех троих пассажиров шлюпки. Предоставленная самой себе на несколько минут вследствие рассеянности Пензоне, шлюпка была принесена течением в самую средину бурунов и с размаху налетела на острую скалу Волны обдавали несчастных пеной, водорослями и песком, оглушая и ослепляя их, а между тем, шлюпка, прежде чем они успели подняться, пробитая в нескольких местах, быстро погружалась в пучину…