Фабрика офицеров - [178]

— На эту тряпочку я охотно посмотрел бы еще разок, — шепнул Редниц, обращаясь к своему другу Меслеру.

Но Меслер не слушал его, поскольку был занят тем, чтобы придумать еще что-либо, с чем снова можно было бы предпринять атаку на Хохбауэра. И ему казалось, что он уже нашел такую зацепку.

— Так вот оно что! — возбужденно выкрикнул он. — Выходит, если верить твоим словам, ты принадлежишь к числу таких кавалеров, которые наслаждаются радостями жизни, но помалкивают об этом. Только об этом ты можешь рассказывать своей бабушке или своему капитану Ратсхельму, а не нам. Подобные сказки может придумать каждый.

— Так дальше продолжаться не может! — с поэтическим восторгом взорвался Бемке. — Имя дамы всегда должно оставаться в тайне! На него наложено табу!

— Чепуха! — вмешался в спор Эгон Вебер. — О каких дамах может здесь идти разговор?! Суть дела от этого нисколько не меняется.

— Уж не хочешь ли ты собирать их адреса! — выкрикнул Амфортас, готовый вступить в спор.

— Какие там еще адреса! — недовольно пробормотал Эгон Вебер. — Для меня лично достаточно и того, что она носит юбку. Что же касается наших маленьких легкомысленных девушек, то я не позволю здесь их и себя оскорблять! Тем более я не намерен выслушивать оскорбления от того, кто считает себя галантным кавалером, а всех нас скоморохами! Ну, кто осмелится сказать, что я скоморох? Если такой найдется здесь, я его тут же изобью, а потом сам же потащу к нашему генералу, которого, как все вы хорошо знаете, как и меня, зовут Эгоном. Запомните это!

— Камераден! — успокаивающим тоном гаркнул Крамер. — Камераден, так же нельзя!

Да фенрихи и сами уже поняли, что дальше так вести себя невозможно. Всех их несколько смутили громогласные тирады Эгона Вебера. Возникла необходимость внести известную ясность. Столь интересующая всех фенрихов тема не должна была увязнуть в песке.

— Могу я по этому поводу кое-что сказать? — спросил деликатно Редниц.

— Нет! — моментально закричал Хохбауэр. — Ты не можешь!

— Пусть говорит, — произнес нейтральный Крамер. — Вдруг ему в голову пришла хорошая идея?

— Я считаю, — начал объяснять Редниц коллегам, внимание которых сейчас было направлено на него, — это дело довольно простым. Наш друг Меслер обвинил камерада Хохбауэра в том, что тот якобы способен к проявлению ненормальных чувств. Вот и я сейчас, со своей стороны, полагаю, что это слишком тяжкое обвинение, которое мы не можем позволить нашему Меслеру ни при каких условиях.

— Ну наконец-то! — выпалил Амфортас. — Это первое разумное слово по данному делу. — Он хотел еще что-то добавить, но Хохбауэр жестом заставил его замолчать.

— Ну продолжай же! — подстрекающе воскликнул Крамер.

— Как я уже сказал, — продолжал Редниц прерванную мысль, — мы никак не можем терпеть подобных обвинений. А сейчас подошло время доказать обратное!

— Как ты себе это представляешь? — спросил его Крамер.

— Нет ничего более легкого, — охотно откликнулся Редниц. — Хохбауэр должен предоставить нам убедительные доказательства своей правоты, надеюсь, что сделать ему это будет совсем нетрудно. Пусть он убедит нас в том, что он имеет успех у дам, и только!

— Как вы можете такое говорить! — возмутился Хохбауэр. — Я не стану мараться с потаскушкой. Для этого я слишком жалею себя.

— Если все твое беспокойство заключается только в этом, — произнес опытный в подобных делах Эгон Вебер, — то тебе легко помочь. В этом красивом маленьком городке живет одна крошка, непорочная и очаровательная! Стоит только на нее взглянуть, как сразу же начинают течь слюнки. Хорошенькая, как киноактриса, и чистая, как монашка из собора. По многочисленным высказываниям, она настоящая девственница. По сравнению с этой крошкой дама, про которую ты тут говорил, не что иное, как старая кобыла. Крошку эту зовут Мария Кельтер.

По мнению Крамера, это предложение уводило их слишком далеко. Редниц был согласен с ним.

Однако Меслер недовольно ворчал:

— Такого Хохбауэр никогда не сможет сделать! Я знаю крошку, она недотрога!

— Это не тот масштаб, — возразил Хохбауэр.

— Дело не в масштабе! — упрямился Меслер. — Скажи лучше, что тебе просто не хватает смелости. Сама она тебе ни за что не отдастся. Ну а если тебе удастся завоевать ее, тогда ты смело можешь назвать меня трепачом и можешь дать мне пинок в зад перед строем всего учебного отделения, даю тебе честное слово кандидата в офицеры!

— Я принимаю твой вызов! — согласился Хохбауэр. Лицо его побледнело, но в голосе чувствовалась решительность. Судя по всему, он черпал ее во взглядах фенрихов, которые подбадривали его.

— Браво! — заорали фенрихи хором.

— Пари заключено! — прокричал Меслер. — Хватит тебе десяти дней на исполнение?

— Мне будет достаточно и пяти, — пояснил Хохбауэр, решивший в душе во что бы то ни стало восстановить свой авторитет среди фенрихов учебного отделения.

27. День, в который началась катастрофа

Первыми, кто раньше всех вставал в казарме по утрам, были те, кто был накануне выделен в наряд по кухне. Дневальные будили их в четыре часа утра. Они неохотно вылезали из своих кроватей, лениво потягивались и, зевая, тащились к зданию кухни. Сначала разжигали огонь под котлами, а уж затем варили бурду, которую официально называли кофе.