Фабрика офицеров - [163]

Однако больше всех этих страхов Ротунду занимала мысль, которая вдруг пришла ему в голову и засела в ней как якорь спасения. Что же он, собственно, пообещал бургомистру, крайслейтеру и господину ландрату?

А обещал он им только пойти к господину генералу и ознакомить его со своим заявлением. И ничего другого! Ни о чем другом не было и речи. Но ведь они отнюдь не спорили и даже ничего не говорили о том, что это будет за заявление.

Вспомнив об этом, Ротунда с явным облегчением поспешил заявить:

— Это было явное недоразумение, господин генерал. Я забираю свое заявление обратно.

Третьим лицом, принятым генералом, был обер-лейтенант Крафт.

— Господин обер-лейтенант, — начал генерал с некоторым сожалением в голосе, — вы меня разочаровали.

— Я очень сожалею об этом, господин генерал, — признался Крафт.

— Я тоже, — сказал Модерзон. — Я вас как-то уже предостерегал относительно того, чтобы вы случайно не оказались замешанным в какой-нибудь сомнительной авантюре и чтобы мне не пришлось снова поднимать ваш авторитет. К тому же я настоятельно просил вас сконцентрировать все свои усилия на одном-единственном деле, которое я считаю самым важным. Почему вы этого не сделали?

— В какой-то степени все это взаимосвязано, господин генерал, — робко попытался оправдаться Крафт.

— Эта драка и эта ваша помолвка, не так ли? Враждебное отношение к капитану Катеру и ваши постоянные пререкания с начальником вашего курса? Все это, по вашему мнению, может иметь хоть какое-то отношение к лейтенанту Баркову, вернее говоря, к человеку, который подорвал его на мине?

— Господин генерал, — начал Крафт, решив сделать свой последний отважный прыжок, — я ни на одну минуту не забывал о порученном мне вами деле.

— И как далеко вы в нем преуспели, Крафт?

— Я мог бы, господин генерал, даже назвать вам фамилию одного фенриха, но для этого мне необходимы последние доказательства. И все же я могу заявить вам о том, что я близок к завершению своего расследования.

При этих словах генерал-майор Модерзон на несколько шагов отступил от Крафта, словно желая лучше рассмотреть его с этого расстояния. Глаза генерала, а они стали теперь холодными и серыми, словно загрязненный снег, буквально впились в лицо обер-лейтенанта.

— Хорошо, — проговорил он после небольшой паузы уже более мягко. — В вашем распоряжении, Крафт, имеется еще несколько дней. Но уж тогда я желаю видеть результаты, какими бы они ни были! И потрудитесь не влипнуть еще раз в какую-нибудь некрасивую историю! В противном случае вы можете уже не рассчитывать на мою помощь. Я вас предупредил. А теперь, пожалуйста, оставьте меня одного!

ВЫПИСКА ИЗ СУДЕБНОГО ПРОТОКОЛА № VIII

БИОГРАФИЯ ФЕНРИХА ОТТО МЕСЛЕРА, ИЛИ БЕЗЗАБОТНЫЕ РАДОСТИ

«Зовут меня Отто Меслер. Родился я 1 мая 1922 года в городе Клейн-Цахнов, район Лукенвальде. Мой отец, которого, как и меня, звали Отто, работал в то время на железной дороге. Моя мать — Эмма, девичья фамилия Крессенфус. Сначала вся наша семья проживала в Клейн-Цахнове, где я начал учиться в фольксшуле».

Коня, который стоял в нашей конюшне, звали не как-нибудь, а Вильгельмом, а точнее, Вильгельмом Третьим, так как это была третья по счету лошадь с таким именем и принадлежала она моему дедушке, который был по профессии жандармом и всегда отличался верноподданническим духом по отношению к кайзеру. Мой дедушка по линии матери, Крессенфус, у нас в селе в отсутствие помещика фон Кайбеля являлся своеобразным маленьким королем, а сам Кайбель, как известно, большую часть времени жил в Берлине, где занимался политикой. Вот и получилось так, что мой дед, служивший в жандармерии, поступал как ему заблагорассудится и командовал не только всем селом, но и своей дочерью, то есть моей матерью, да и моим отцом, который за глаза ругал его.

— Этот солдафон, — говорил он матери, — постоянно действует мне на нервы.

— Он хороший человек, — не соглашалась с ним мать, — к тому же мы с тобой живем в его доме. Сначала тебе нужно побольше получать, а уж потом критиковать.

Мой дед, жандарм Крессенфус, умел делать все на свете: ездить верхом на лошади, пахать землю и сеять, косить и командовать людьми в строю. Когда дед, находясь в кухне, запевал какую-нибудь песню, голос его был хорошо слышен в гостинице с кабачком. Когда же он поет, сидя в кабачке, его слышит все село. Зайдя в кабачок, он приказывает принести ему самую большую молочную кружку, предварительно наполнив ее до краев пивом. Выпив ее до дна, он встает, широко расставив ноги, причем лицо его постепенно становится помидорно-красного цвета и все блестит. Когда он пьет пиво, оно льется у него из уголков рта и затекает за воротник.

Наблюдая эту картину, сельский учитель, очень неуживчивый по характеру человек, обычно говорил деду:

— Это ваш здоровый желудок протестует против алкоголя.

На что дед, жандарм Крессенфус, отвечал коротко и грубо:

— Канделябр ты несчастный!

— Это село мне до чертиков надоело, — говорил мой отец. — Я должен уехать отсюда, иначе я здесь задохнусь.

— На железной дороге ты наверняка в люди не выбьешься, — уговаривала отца моя мать. — Служащим тебе там ни за что не стать.