Фабрика кроликов - [102]

Эми запаниковала, это было видно по ее глазам. Я поспешно вскинул брови:

– В каком таком расследовании?

– Вот только бровки-то не надо поднимать, мистер Ломакс. – Максин сделала ударение на слове «мистер». – Вы один из детективов, которые расследуют убийство Ронни Лукаса.

– Я что, похож на полицейского?

– Нет, деточка, в этом пиджаке и при галстуке вы ни дать ни взять рэп-звезда не первой молодости. Просто я только что закончила подшивать к делу статьи об убийстве Ронни, а там всюду ваше лицо.

– Из вас получился бы первоклассный свидетель, – улыбнулся я. – Вы правы, мэм. Я действительно расследую убийство Ронни Лукаса.

Максин было лет семьдесят, а весу в ней – фунтов девяносто. А может, наоборот. Она выпрямилась во все свои четыре фута десять дюймов. Хороший порыв ветра легко унес бы ее в Канзас. Но когда Максин уперла сухонькие ручки в тощие бока, в ней проступили черты Зены-Королевы Воинов, изрядно потраченной временем.

– Ронни был мой любимый актер, – произнесла Максин, и подбородок у нее задрожал. – Надеюсь, вы поймаете мерзавца, который его убил. Сейчас достану вам пленки.

Глава 68

Максин усадила нас с Эми в кинозальчике для частных просмотров. Начали мы с отредактированной версии. В течение заявленных двенадцати минут святой Ламаар повествовал о собственном житии.

Всю дорогу в кадре сияла улыбка – именно улыбка, а не оскал акулы индустрии развлечений. Благообразный Ламаар играл в любящего дядюшку, ежевечерне заводящего у камина сказочку про «нарисованного углем харизматичного кролика, с которого все и началось». Тот факт, что кроличья харизматичность целиком и полностью является заслугой Ларса Ига, дядя Дини скромно замалчивал.

Один-единственный кролик, вещал Ламаар, эволюционировал до масштабов целой компании, которая со временем превратилась в символ семейных ценностей, каковые, собственно, и сделали Америку великой державой. Ламаар ни разу не упомянул ни о своих фронтовых товарищах, ни о «винтиках», бесчисленных и безымянных, благодаря которым работал монструозный механизм под названием «Фэмилиленд». Я начинал понимать, почему «Последнее слово Дини» не крутят в музее. Слишком многие посетители предпочтут абсолютно безопасному просмотру очередь на жаре и каких-нибудь чреватых падением Кошек на Орбите.

– Что-то Максин подозрительно мягко выразилась. Стареет, наверно, – заметила Эми. – Тут не только мухи дохнут на лету, но и все живое, да не от скуки, а от пафоса.

Эми заменила отредактированный фильм на исходник. В первом же кадре появился стол Ламаара, однако самого Ламаара за столом не появилось. Внизу мигал таймер.

– Видите, Майк, по сравнению с исходником отредактированный фильм – просто вестерн, – усмехнулась Эми.

– Слушайте, зачем они включают камеру, когда ничего не происходит?

– Пленка стоит дешево, – принялась объяснять Эми. – Не жалко прокрутить несколько футов впустую, гораздо важнее иметь побольше материала, когда дело дойдет до монтажа. Потому что монтаж – дорогое удовольствие. Если же снимают руководителя уровня Дина Ламаара, на пленке тем более не экономят.

Примерно через минуту созерцания нами пустого стола голос за кадром произнес: «Дини, все готово. Можно начинать. Выходи». Ламаар шагнул в кадр и уселся за стол. Именно с этого начинался отредактированный фильм. «Коротенький комментарий, – раздалось за кадром. – Мы снимаем обращение Дина Ламаара. Сегодня девятнадцатое мая две тысячи второго года. Итак, на счет „один“. Пять, четыре, три, два…»

Последовала пауза, затем Ламаар начал говорить. Нам с Эми пришлось по второму разу выслушать увлекательный рассказ дядюшки Дини о том, как он в одиночку подарил Америке мультяшного кролика, раз и навсегда уместив Семейные Ценности в его незамысловатый силуэт.

Я задремал. Минут через десять от начала речи на тему «Слава мне» картинка затряслась. «Что происходит, мать вашу? Какого черта!» – взревел Ламаар. Я точно помнил, что в отредактированном фильме этой фразы не было.

«Землетрясение! – взвизгнул голос за кадром. – Дини, полезай под стол! Под стол, говорю, лезь!» Ламаар быстро сориентировался и поступил согласно рекомендации. Оператор успел на секунду ухватить скорчившегося на полу старика.

Согласно продолжавшему мигать таймеру землетрясение продолжалось двадцать две секунды. Затем стихия успокоилась. Камера зафиксировала все подробности. «Отбой воздушной тревоги, – проклюнулся голос за кадром. – Дини, ты не ушибся?»

Ламаар выглянул из-под стола. «Я в порядке, не волнуйся. А неслабо нас тряхнуло. Как по-твоему, сколько баллов? Не меньше пяти с половиной, но до шести явно недотягивает. А? Что скажешь?» И он снова уселся за стол.

«Снимем сначала?» – предложил голос за кадром, едва Ламаар сделал доброе лицо.

«Еще чего, – рявкнул тот. – Мы почти все успели. Осталась всего пара страниц. Давай посмотри, с какого места продолжать».

После двадцатисекундной паузы оператор произнес: «Пожалуй, продолжим с четвертого с конца абзаца. С фразы „Мы гордимся нашей историей, однако впереди у нас еще больше поводов для гордости“. Я потом смонтирую так, что пауза будет незаметна».

Ламаар буркнул в знак согласия. Оператор взял крупный план, голос за кадром начал обратный отсчет: «Пять, четыре, три, два…» На слове «один» Ламаар произнес «Мы гордимся…» и далее по тексту. Еще через минуту речь была закончена.