Фабиола - [63]

— Да, хорошо, если удастся. Вся моя будущность зависит от того, примет ли Фабиола мое предложение. Да и отчего бы не принять? Я сын префекта, сын одного из первых лиц в городе.

— Уж это твое дело, — сказал Тертуллий, вставая. — Постарайся добиться успеха хоть раз в жизни. До сих пор нельзя сказать, чтобы ты был очень счастлив в своих предприятиях.

Корвин, полный раздумий, расстался с отцом. Между тем другой разговор, столь же важный, происходил в комнате Фульвия.

— Так она схвачена, — говорил старик, — стало быть, вышло по-моему. Я еще раньше говорил тебе, что ты напрасно домогаешься ее руки, что не пойдет она замуж за тебя, иностранца, человека без имени и положения. Теперь надо знать, удастся ли другой твой план.

— Конечно, должен удаться. Часть ее состояния принадлежит мне по праву. Отыскавший и предавший христианку по закону берет все ее состояние себе, а я буду требовать только половины. .. признаюсь, однако, что мне жаль эту девушку... она так молода... так кротка...

— Слушай, Фульвий, — сказал старик серьезно, — теперь поздно и бесполезно говорить сантименты. Знаешь ли ты, кто я?

— Разумеется, знаю: слуга, верный товарищ, почти друг моего отца.

— Нет, я родной брат его, твой дядя. С самого раннего возраста я помышлял только о том, как бы приобрести те богатства, которые расточал твой отец. Я долго льстил себя надеждою, что мой младший брат, твой отец, способен при помощи различных предприятий нажить состояние, и оставил его заниматься делами. Я занялся твоим воспитанием и не щадил себя для того, чтобы приобрести тебе видное место в обществе и богатство. Ты помнишь, что мы ни от чего не отступали для того, чтобы в одних руках сосредоточить состояние, оставшееся после смерти твоей матери.

Фульвий закрыл лицо руками и содрогнулся.

— Пожертвовав стольким, мы не можем остановиться на полдороге: надо довершить начатое. Мы связаны неразрывно. Нам надо возвратиться на родину богачами или умереть здесь. Я не хочу и не допущу, чтобы ты жил нищим...

Фульвий не отвечал ни слова. Старик продолжал:

— Завтра для нас решительный день. Мы сразу можем достичь цели; сразу можем приобрести огромное состояние. Положим, что цезарь не откажет нам в нем; что ты намерен делать?

— Я продам все как можно скорее, заплачу долги и уеду на Восток.

— А если он откажет?

— Это невозможно, невозможно! — воскликнул Фульвий. — Я дорогою ценою заплатил за это состояние и возьму его!

— Тише! Тише! А если его не отдадут?

— Тогда я пропал. Долги мои велики; я рассчитывал на состояние Агнии, чтобы заплатить их. Мне остается только одно -бежать.

— Хорошо; значит надо готовиться и к этому. Спи спокойно.

Завтра, если тебе не посчастливится, все будет готово к бегству. Положись на меня, я все устрою. И никогда тебя не оставлю. Признайся, не будь меня, ты бы не сумел ничего обделать?

Фульвий не ответил ни слова и с мрачным лицом ушел в свою комнату.

На другой день рано утром Фульвий пришел к воротам тюрьмы. Тюремный сторож ввел его в комнату Агнии. Она не испугалась, но встала и стояла перед ним, сложив руки на груди.

— Оставь меня умереть спокойно, — сказала она ему тихо. — Мне остается несколько часов; я бы хотела провести их в мире и одиночестве.

— Я пришел предложить тебе еще раз жизнь, полную счастья. Судьба твоя в твоих руках. Скажи слово, и ты будешь вырвана отсюда, спасена, окружена в продолжение всей жизни роскошью и любовью.

— Разве я уже не сказала тебе, что я христианка и не отступлю от моей веры?

— Я не требую этой жертвы. Оставайся христианкой, но согласись быть моей женой; по одному моему слову двери эти растворятся. Беги со мной на Восток. Там много христиан, и ты...

— Я не могу быть женою человека, который предал моих братьев и сестер на смерть. Оставь меня!

Фульвий вышел из себя. Глаза его засверкали, щеки вспыхнули.

— Несчастная! — воскликнул он. — Ты призываешь смерть, и _v ужасная смерть постигнет тебя! Не говори же, что я убил тебя, ,1- ты сама себя убила!

Фабиола пришла к Агнии и удивилась ее спокойствию и кротости. Глаза Агнии казались добрее, задумчивее обыкновенного. Все в ней дышало благородством и чувством собственного достоинства. Она встретила Фабиолу приветливо, с какою-то гордою осанкой, которой прежде Фабиола не замечала в ней. Нежная любовь Фабиолы к Агнии не изменилась, но к ней добавилось чувство уважения, столь глубокое, что если бы она уступила своему первому порыву, то бросилась бы не на шею к ней, а к ее ногам.

— Фабиола, — сказала Агния ласково, но торжественно, — у меня есть к тебе просьба, последняя, предсмертная, исполни ее.

— Приказывай, — сказала Фабиола, — я не стою того, чтобы ты просила меня.

— Обещай мне, что после моей смерти ты найдешь священника и попросишь его наставить и просветить тебя. Я знаю, что ты станешь христианкой!...

— Сейчас, когда я вижу тебя, мне самой это кажется возможным, — сказала Фабиола. — Помнишь ли ты мой сон? Вот бездна, через которую я должна перейти, чтобы соединиться с тобой и твоими... но не могу быть такою, как ты... Ах, зачем ты оставляешь меня? Ты бы повела меня по новой дороге...

— У тебя будут руководители более достойные, чем я. Наши епископы и священники просветят твой ум. Доверься им, слушай их, и ты будешь спасена в этой и будущей жизни!... Но что это?... Солдаты идут по коридору. Прощай, Фабиола, прощай, милая сестра моя! Я уношу с собою надежду, что мы свидимся там, где нет печали. Мое последнее тебе слово: Господь с тобою! Я произношу его в первый раз, обращаясь к тебе.