Фабиола - [9]

— Сколько лет этому парню? — спросил Рой, указывая на Яна кончиком сигары.

— Двадцать, — ответила Фабиола.

— Значит, тогда ему было пятнадцать, — вздохнул Рой. — Бедный мальчик, — он опрокинул стакан в себя, кадык судорожно задергался, проталкивая в желудок жгучий напиток. «Пангалактический бластерный очиститель», как любили шутить опытные покорители космических трасс. Фабиола не знала, чистили ли этим напитком бластеры, но горло он прочищал здорово, а заодно и мозги.

— Бедный мальчик, — повторил Рой. — Ему столько пришлось пережить…

Эти воспоминания пронеслись в памяти Фабиолы, пока звучала песня. Фабиола поймала себя на мысли, что жалеет о том, что между нею и Роем ничего не произошло, хотя Рой был не против продолжить общение с легендарной женщиной в более непринужденной обстановке, вдали от любопытных глаз. Он прямо не предлагал Фабиоле провести с ним ночь, но Фабиола была женщиной, и знала, что взгляды порой бывают красноречивее любых слов. И потому она была очень благодарна Рою за то, что тот лишь молча бросал на нее вопрошающие взгляды, не предпринимая никаких действий. Иначе ей пришлось бы поставить его на место. А так они расстались мирно, и почти что друзьями.

Теперь же Фабиола пожалела о несбывшемся. Но в тоже время она была благодарна судьбе за то, что между ними ничего не случилось. Иначе как она объяснила бы Максу свою измену…

Фабиола поймала себя еще на одной мысли: она никак не могла понять, думает ли она о Максе как о живом, либо о себе как об умершей. В первом случае она встретится с Максом, как только вырвется из притяжения черной дыры и ее найдут спасатели, во втором — она обнимет Макса сразу же, как только встретится с ним за порогом жизни.

И то, и другое походила на бред, но Фабиола чувствовала, что начинает понемногу сходить с ума, да и музыка, извлекаемая умелыми пальцами Яна из гитарных струн, начинает действовать на нее угнетающе.

Фабиола откинулась на мягкую спинку кресла, вытерла слезы, бегущие по щекам.

— Спасибо тебе, Ян… — глухо сказала она.

Музыка стихла, и наступила тишина. Ян молчал, словно ждал, что ему еще скажет Фабиола.

— Спасибо, Ян! — повторила Фабиола.

— Не за что, — ответил Ян.

— Спасибо, — в очередной раз повторила она, снова смахивая со щек предательски набегающие слезы.

Она уже приняла решение, но не знала, как сказать об этом Яну, чтобы тот понял и не начал отговаривать ее, потому что она была уверена, что сержант не одобрит ее действий.

Фабиола зажмурилась, стиснула кулаки и прижала их к плачущим глазам прижала так сильно, что вокруг завертелись черные пятна, и Фабиола почувствовала, что ей не хватает дыхания — словно он поднялась на высокую гору.

Наконец она решилась…

— Прощай, — тихо сказала она.

И отключила связь. Вырвала из подлокотника кресла передатчик, бросила его на пол и с остервенением раздавила подошвой.

Она знала, что так будет лучше.

Иногда лучше оборвать все связывающие тебя с прошлым нити, какими бы крепкими они ни были, чем надеяться, что они смогут вытянуть тебя из бездонной трясины. Надежда умирает последней — но легче умирать, когда не веришь в последнюю надежду. «Ты достойно прожила свою короткую жизнь, Фабиола, — сказала она самой себе, — теперь же постарайся достойно уйти…»

Фабиола мельком бросила взгляд на браслет — пошла тридцать девятая минута одиночества. Странно… ей казалось, что уже минуло несколько часов…

2.

Прошло два часа. Фабиола еще дважды включала телескеф, словно хотела проверить правильность первоначальных выводов — и тут же разочарованно вырубала бездушную машину, которая не хотела подарить ей шанс на спасение.

Скорость спас-капсулы медленно, но неуклонно возрастала. Фабиолу стремительно несло в бездну.

Изменился космический пейзаж вокруг. Фабиола видела какие-то блестящие нити и ленты, которые медленно проплывали в разных направлениях. Один раз Фабиола увидела какое-то двуногое существо, облаченное в ослепительно белые одеяния, только крыльев за спиной не хватало. Призрак, похожий на библейского ангела, медленно проплыл перед экраном и исчез, помахав на прощание тонкой рукой в белоснежной перчатке. Фабиола помахала ему вслед, понимая, что у нее начались галлюцинации от одиночества.

Но какое это имело сейчас значение, когда впереди нет ничего, кроме небытия…

— Spen longan reseces, — громко проговорила она, глядя в уродливую черноту космического пространства. «Отложи надежды на будущее», — так, кажется, говаривал старик Гораций. И он мог себе позволить так сказать — у него было это будущее… Эта мысль была настолько неожиданной, что Фабиола расхохоталась.

Она смеялась долго, несколько минут, словно наслаждаясь своим истеричным смехом. Ей было все равно — ее никто не слышал, кроме безмолвной космической пустоты.

А мнение пустоты ее нисколько не интересовало.

Как ни странно, истерика ей помогла — Фабиолу больше не пугала мысль о неизбежности смерти. Удручало только то, что никто не найдет ее здесь, в этом ужасном, немыслимом мире, созданным злой волей какого-то звездного конструктора, который играючи сотворил его из замысловатого набора детских кубиков. А теперь сидит где-то в стороне, и смотрит, как в его мир случайно залетела микроскопическая мошка, единственным достоинством которой является наличие в ее крошечной голове разума. Мошка залетела в ловушку и, не находя выхода, назойливо тыкается в разные стороны… Конечно, сравнение было не совсем точным — у любой мошки хотя бы была возможность выбора, если ей надоедало тыкаться в стекло, она могла полететь в противоположном направлении, где наверняка мог находиться выход. Фабиолу же несло только в одну сторону — в эпицентр смерти. Но Фабиоле настолько понравилось это неожиданное сравнение, что она продолжила его: мошка металась в лабиринте чужого мира, а создатель этого мира лениво наблюдал за ней, решая, как ему поступить — то ли оставить все как есть, течь естественным чередом, то ли просто прихлопнуть эту назойливую козявку, чтобы она не досаждала ему…