Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - [60]

В обзоре этой выставки критик А. Ледаков писал:

"Хороши также портреты г. Перова с гг. Бессонова и Достоевского. Блестящий колорит, всегда верный натуре, рельеф, верная передача характера изображаемого были всегда присущи даровитой кисти г. Перова, а в последних портретах все это сказалось еще сильнее"[285].

Отзывы иностранной печати о парижской Всемирной художественной выставке не изучены, если не считать появившейся тогда же в пяти номерах "Нового времени" обширной статьи В. В. Стасова "Наши итоги на Всемирной выставке", в которой цитировались некоторые высказывания зарубежных журналистов об экспозиции русского отдела[286]. Лишь в двух из этих откликов упоминается портрет Достоевского: в статье Поля Манца в газете "Temps" говорилось, что портреты Крамского (Льва Толстого, Григоровича, Шишкина), Перова (Достоевского) "отличаются своей фактурой и особенно оригинальностью; ни один не выполнен ординарно"[287]; по словам Стасова, "хвалит портрет Достоевского" в газете "Independence Beige" Жюль Кларти.

Но самую углубленную, высоко профессиональную оценку дал этому шедевру И. Н. Крамской в статье, озаглавленной "О портрете Ф. М. Достоевского" и напечатанной спустя месяц после кончины писателя.

Утверждая, что существуют только два портрета Достоевского, "о которых говорить стоит", Крамской далее писал: "Первый портрет — живописный, написанный Перовым 10-12 лет назад, и находится в галерее П. М. Третьякова. Портрет этот не только лучший портрет Перова, но и один из лучших портретов русской школы вообще. В нем все сильные стороны художника налицо: характер, сила выражения, огромный рельеф и, что особенно редко и даже, можно сказать, единственный раз встретилось у Перова, — это колорит. Его краски всегда были свежи и сильны, все его произведения этим отличаются, но сильные краски не есть еще колорит. Решительность теней и некоторая как бы резкость и энергия контуров, всегда присущие его картинам, в этом портрете смягчены, удивительным колоритом и гармониею тонов; смотря на него, положительно не знаешь, чему больше удивляться, но главным достоинством остается, разумеется, выражение характера знаменитого писателя и человека. Он так счастливо посажен, так смело взято положение головы, так много выражения в глазах и во рту и такое полное сходство, что остается только радоваться. Одно, что можно сказать нам, современникам, это то, что с Достоевского одного портрета мало. Он прожил после портрета еще много, не в смысле времени, а в смысле творческой жизни. В последние годы его лицо сделалось еще знаменательнее, еще глубже и трагичнее, и очень жаль, что нет портрета последнего времени, равного Перовскому по художественным достоинствам"[288].

Созданное по инициативе П. М. Третьякова, это произведение явилось не только самым проникновенным изображением великого русского писателя, но и одним из наиболее прославленных полотен отечественной портретной живописи.

В архиве Третьякова сохранился документ о том, что в 1877 г. он просил своего петербургского знакомого обратиться по какому-то вопросу к Достоевскому.

Это письмо искусствоведа А. В. Прахова к Третьякову 28 февраля 1877 г., в котором говорится:

"У Достоевского я не успел еще побывать, так как 1, 2 и 3 неделю поста лежал больной"[289].

В связи с чем Прахов должен был по просьбе Третьякова повидать писателя, неизвестно.

На протяжении 1879 г. в девяти номерах "Русского вестника" печатались "Братья Карамазовы" (до 9-й книги III части романа). Читали это последнее капитальное творение писателя Третьяков и его жена Вера Николаевна.

В дневнике ее имеется такая запись, сделанная в Москве 5 ноября 1879 г.:

"К нам <в Ялту> приехал Павел Михайлович-папа 12 сентября и прожил с сыном до 23 сентября. С ним наша жизнь оживилась, он был душой нашей семьи; читала я с ним "Братьев Карамазовых" Достоевского <…> Эти сочинения послужили мотивом для долгих бесед его со мной и сблизили нас еще на столько степеней, что почувствовали еще большую любовь друг к другу. Я благословляю в памяти это путешествие, которое дало уяснить много вопросов в жизни"[290].

В следующем году состоялось Третьяковых с Достоевским. Произошло это на торжественном "думском" обеде, устроенном от имени города 6 июня 1880 г. в честь депутатов, прибывших в Москву на торжество открытия памятника Пушкину.

Вот что записала по этому поводу 5 июля того же года в своем дневнике В. Н. Третьякова:

"На обеде этом познакомилась с Достоевским Фед<ором> Михайловичем, который сразу как бы понял меня, сказав, что он верит мне, потому что у меня и лицо и глаза добрые, и все то, что я ни говорила ему, все ему было дорого слышать как от женщины. Собирались мы сесть вместе за обедом, но, увидев, что я имела уже назначенного кавалера, Тургенева, он со злобою удалился и долго не мог угомониться от этой неудачи. Обед прошел оживленно. Мой собеседник Ив<ан> Серг<еевич> был разговорчив. Он взял на память мои цветы — ландыши и хотел засушить их на память. На мое заявление, что я люблю его "Фауст", он хотел рассказать мне тот факт, который дал повод ему написать его "Фауста". Напомню ему когда-нибудь это. Обещал он непременно быть у меня в Куракине вместе с Яков<ом> Петров<ичем> Полонским <…> Во время обеда я вспомнила о Достоевском и желала дать ему букет лилий и ландышей с лаврами, который напоминал бы ему меня — поклонницу тех чистых идей, которые он проводит в своих сочинениях и которые помогают человеку быть лучше. При свидании с ним я отдала ему букет, "чистый, белый, как чисты его идеи". Он обрадовался им потому, что я вспомнила о нем за обедом, сидевши рядом с его литературным врагом — Тургеневым.