Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - [218]

Дивная вещь! Золотые, былые годы! Докончим беседу когда-нибудь лично…

Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 459. — Ед. хр. 1154.

120. П. Д. Голохвастов — Н. Н. Страхову

Петровское. 19 января 1877 г.

…Вы, конечно, читали уже "Новь" и "Сон"[1132]. Чтобы не сказали, что не может написать крупного Тургенев, он захотел доказать, что не может написать и мелкого. Будь я критиком, я бы сделал вот что: написал бы, но пресерьезно, что "Новь" — подделка, чья-то спекуляция; что Стасюлевичу стыдно давать себя так обманывать; что "Новь" — перевод с французского и написана французом, знающим Россию по книжкам да еще очень не новым, что Фомушку и Фимушку налгать мог только иностранец, читавший Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну, "Плодомасовских карликов" Стебницкого[1133] и пр. Что в России 1868 г. портреты на столе держат фотографированные, а не рисованные; фраков до пят не носят; лакеи волю турецкой выдумкой не зовут и т. п. — все это из книжек о России 30-х и 40-годов. Да и вообще: предполагать, что от старости уши зарастают чем-то, можно только про тех, кто — предположено — сальные свечи ест, и подобных чудес в "Нови" немало. Всё сплошь удивительных имен в России не дают, как известно всякому, кто живал в России. Следовательно… И подписался бы: А. Потом написал бы вторую статью: никто Стасюлевича не обманывал; если "Новь" — подделка иностранца и перевод, то и все писанное Тургеневым с тех пор, как он покинул Россию, — тоже подделка и перевод, ибо "Вешние воды" и др. — даже всякая его повесть за последние лет пятнадцать — изобилуют тем же незнанием России после 19 февраля, только разве не столь явным, ибо не столь скученным воедино, как в "Нови". Подписался бы: Б. Потом, в третьей статье за подписью В., доказал бы, что и когда в России жил Тургенев, и России до 19 февраля не знал Тургенев. Не знал потому, что он не русский человек; а кто русский, да не русский — тот и не человек настоящий; у того и вообще себе мерила нет ни на русского, ни на человека; и нет этого мерила и не было никогда у Тургенева, и мужчины и женщины его, и мужики, и баре — не русские и не люди, а все куколки: мужичок, мальчик, барыня и пр. Но откуда же успех Тургенева? Это, во-первых, следствие отставки кн. Львова, цензора "Записок охотника", а во-вторых: в поле — и жук мясо; Гоголь тогда уже отписал, Достоевский — только что начинал… да и кто еще? Ведь уже к 50-м годам про Толстого еще никто и не слыхал. Явились они, мы поумнели, но, народ благодарный, Тургенева, этого рака, на безрыбье бывшего рыбой, в Песках не разжаловали, и до сих пор считаем за леща с кашей, все-таки; но пора бы прозреть; а средство к тому: прочесть Пушкина, Гоголя, потом Толстого, Достоевского и потом Тургенева; вот и увидим, что он такое, что ему удавалось, да, удавалось; и что не может ему, не русскому, след., не человеку, а след., и не художнику, никогда не может удаваться. Вывод: советую не Тургеневу — не писать, этого он не может, коль уж повадился; итак, вам советую, читатели, не читать, что он пишет; вы это можете, у вас есть Достоевский, Толстой…

Автограф // ЦНБ АН УССР. — III.17064.

121. Н. П. Вагнер — А. Г. Достоевской

<С.-Петербург. Январь 1877 г.?>

…Посылаю Федору Михайловичу "Вестник Европы"[1134]. Будьте столь любезны попросите его возвратить мне книгу через два-три дня. Я сам еще почти ничего не читал в ней <…> Федору Михайловичу усердный поклон.

Автограф // ЛБ. — Ф. 93.II.2.4.

122. А. А. Достоевский — А. М и Д. И. Достоевским

<С.-Петербург. 1 февраля 1877 г.>

…Вчера, в понедельник, был студенческий бал в память основания университета. Мы с Соломкой[1135] пошли туда тоже; народу было довольно много, но все не то, что было на балу у нас, медиков. Студенты делали овации некоторым профессорам своим: качали Бекетова — ректора[1136], Меншуткина[1137] и др. профессоров. Потом качали Грацианского, того, который защищал участвовавших в истории у Казанского собора[1138]. Сей последний держал поэтому приличествующую случаю речь. В одной из зал я неожиданно встретил дядю Федора Михайловича. Мы с ним довольно долго разговаривали; впрочем, он уехал рано. Говорил он, между прочим, какие ему хлопоты были с январским выпуском "Дневника", который вышел сегодня. Цензурный комитет зачеркнул почти весь номер, и дяде пришлось почти весь номер написать снова в два дня. Он говорит, что перессорился со всеми цензорами. Пойду к ним я, по всем вероятиям, в один из последних дней масленицы…

Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 27.

123. И. А. Шестаков — Н. Н. Страхову

Петрозаводск. 17 февраля 1877 г.

…Нетерпеливо буду ждать статьи вашей о "Нови", хоть, признаюсь, о ней говорить много не стоит. Не говоря уже о том, что предмет знакомый, только что и притом два раза появившийся в "Русском вестнике", я в самом исполнении не вижу прежнего Тургенева: еще вторая часть туда и сюда, читается легко, а первая так просто скучна. Да и главный герой — Нежданов — старый знакомый, это, по-моему, тот же лишний, которых выводил Тургенев прежде. Впрочем, послушаю сперва вас, а потом уж скажу. Знаете ли, Николай Николаевич, я положительно утверждаю, что у нас, кроме Толстого и Достоевского, нет писателей, по крайней мере теперь. Вы спрашиваете, читаю ли я "Каренину"? Да не только я — наши немцы и поляки и те зачитываются ею!..