Ф. М. - [23]

В комнате, куда хозяйка провела посетителя, было еще чудней. Тоже темно (горела одна-единственная лампочка под шелковым оранжевым абажуром) и тесно-тесно заставлено мебелью, не повернешься. Правда, чисто, нигде ни пылинки. Старушка никогда не бывала замужем, определил Ника. Давно живет одна. Себя со стороны не видит, поэтому вон дырка на локте и засохший желток на подбородке, однако следит, чтобы вокруг всё сияло. Не выносит грязи. Потому что грязь – проявление хаоса и жизни, а тут абсолютная территория смерти. Замок злой феи.

Фата-Моргана, как он немедленно окрестил про себя толстую старуху (отлично легло на «fat Morgunova»), повела себя совершенно по-ведьмински: задрав голову, с минуту разглядывала двухметрового гостя, и за все это время не произнесла ни слова, только пожевывала губами. Глаз за темными стеклами Ника не видел. Может, их там и вовсе нет, думал он, терпеливо пережидая осмотр. Сейчас сдернет очки, а за ними две дыры, в которых клубится туман, и весь ее колдовской замок растает, а я превращусь в летучую мышь или крысу.

– Паспорт есть? – сказала наконец Моргунова. – Я должна быть уверена, что вы тот, за кого себя выдаете. Не желаю оказаться втянутой в противоправную деятельность.

– Паспорта нет, есть водительские права.

– Давайте.

Ведьма взяла документ, отдернула какую-то плюшевую занавесочку, и за ней открылся закуток, оснащенный по последнему слову офисной техники. Большой ксерокс, факс, даже компьютер со сканером.

– Я гарантирую своим клиентам полную конфиденциальность, но и к себе требую полного доверия, – сообщила Элеонора Ивановна, делая ксерокопию фандоринских прав. – Вот, забирайте. Теперь аванс. Угу. Минутку.

У нее там имелась и машинка для просветки купюр. Ай да фея.

– Хорошо. Теперь давайте рукопись. Можете сесть вон туда, в кресло, книги только на стол переложите… Как, всего одна страница? – удивилась она, беря листок.

Включила настольную лампу, сгорбилась, наставила лупу – однако темных очков так и не сняла.

Пауза затягивалась. Ника нервно ерзал в жестком кресле, ждал приговора. В общем-то почти не сомневался, что сто долларов и вечер потрачены зря.

– Хм, почерк похож. Рисунки тоже вполне в духе Федора Михайловича, – возвестила Элеонора Ивановна и погладила страницу. – Текст незнакомый. В черновых вариантах «Преступления» такого фрагмента нет. Возможно, это в самом деле какой-то неизвестный набросок. В одном из висбаденских писем Федора Михайловича есть некое не вполне ясное упоминание… М-да. – Она не договорила, задумчиво покачивая лупой. – Если лист подлинный, это будет событие. Оставляйте. Проверю бумагу, чернила, сделаю подробный графологический анализ. – Моргунова поднесла страницу к самой лампе, посмотрела через лупу. – Очень хорошо! Здесь виден отчетливый отпечаток пальца. Вот, в углу. Палец был запачкан чернилами, это часто случалось. Когда перелистывали – оставался след. Фрагментарная дактилограмма Федора Михайловича у меня есть, по трем пальцам правой руки и боковой поверхности левой ладони. Двадцать лет назад составила, когда писала диссертацию «Помарки и кляксы в рукописях Ф.М.Достоевского». Ну поглядим, поглядим. Заходите завтра. Нет, лучше послезавтра, часа в три. И не забудьте про двести долларов.

Николас уходил окрыленный и даже оглушенный. В коридоре долго благодарил, даже попробовал поцеловать старой даме руку.

Руку поцеловать она не дала, а, едва за дылдой закрылась дверь, зашлась придушенным, злобным хохотом. Если б Фандорин видел, как экспертша потирает руки, как давится кашлем от хищной радости, он окончательно уверился бы в ведьминской сущности Элеоноры Ивановны.

Отсмеявшись и откашляв, Фата-Моргана подошла к своему антикварному телефону, вынула из-под аппарата визитную карточку и набрала номер.^{11}

– Это Моргунова, – сказала она в трубку не здороваясь (не имела такой привычки). – Еще один объявился. Комедия! Вот вы торгуетесь, а время уходит.

– Назовите более реалистичную цену, – произнес на том конце спокойный голос.

Элеонора Ивановна сердито топнула ногой.

– Уж мне-то про цену не рассказывайте! Я профессионал! Цена остается та же, плюс двести сверху, потому что теперь вам понадобится еще один.

– Вы от жадности утратили всякую адекватность, – ответила на это трубка. – Двадцать за всё про всё, и ни цента больше.

– Нашел дурочку! – Старуха засопела. – Смотрите, пожалеете. Вот он придет послезавтра, этот человек, и я ему все скажу. То есть, не всё, конечно. – Она хихикнула. – Кое-что. Ну как, не передумаете?

– Нет. И не звоните мне больше, старая ведьма.

Конец разговора, частые гудки.

* * *

В последующие двое суток – ночь, день, ночь да еще полдня – с Николасом Фандориным ничего особенного не произошло, так что можно на время его оставить. Зато с Рулетом приключилось нечто совершенно невероятное. То есть, наверное, все-таки не приключилось, а приглю́чилосъ. Хотя… Ну, в общем, дело было так.

Про Рулета и его прик(г)лючение

Во вторую ночь это случилось, после полуночи. Сидел Рулет на подоконнике, смотрел на звезды. Всего час как вмазался, так что было ему хорошо – и заблудившейся душе, и бедному отравленному телу.