Ф. И. О. Три тетради - [11]
А главную героиню «Садов Финци-Контини» звали Миколь; гестаповец в момент фатального ареста (дальше Аушвиц) зовет ее Николь, но она терпеливо поправляет его – Миколь. А Миколь, Микаль, Михаль, Михаэль – это дочь Саула, отданная по любви в жены молодому Давиду; означает это имя-теофор – «тот, кто как Бог».
4. В книге Виктора Клемперера «LTI, язык Третьего рейха» есть глава об именах. Там рассказывается, как нацизм идеологизировал и эту область. Арийцам пристало носить германские имена; дети стали Зигфридами и Хильдегардами. Христианские имена практически исчезли, а ветхозаветные для арийцев были официально запрещены. Евреям же вменялось носить еврейские имена, причем тоже не ветхозаветные, а уменьшительно-идишистские, местечковые: Вогеле, Менделе. «Ну вот снова, помимо собственной воли, я возвращаюсь к рассуждению о вещах еврейских, – пишет Клемперер. – Моя ли это вина или вина предмета, изучаемого в этой книге?»
5. Имена – пестрые игрушки, крутятся, как шары на елке, то одним боком повернутся, то другим. Перевертыши. Оборотни. Нет в них смысла. Зачем – имена? Что это такое? А ничего, пустота, некое количество воздуха, место, вход в которое имя закрывает как заслонка. Эта заслонка (она же занавеска или вывеска, как «мистер Сандерс», под которой жил Винни Пух, но мне нравится заслонка) как-то с нами связана, но как – непонятно. Как «шум печальный»… Или, в том же стихотворении Пушкина, как «след».
«Мертвый след» – нечто чужое, данное нам при рождении, с тем чтобы мы наполнили это нечто собой, то есть жизнью и смыслом; обжили, превратили в «себя» и оставили за собой, позади, уже своим, но и прозрачным, для других. Имя дается нам нарицательным, а собственным становится. Или вот еще: при рождении выдается нам форма конца. Тело нам тоже дается, как нечто к нам отношение имеющее весьма косвенное. И мы его тоже на свой вкус и лад обживаем. Тело – форма на вырос, в нем заключен проект, промысел, в котором мы постепенно распознаем себя. Имя и тело – места узнавания.
А есть еще профиль.
24 марта
1. Вот, например, профиль. Смешная реакция отца на то, что девочка курносая. Курносая – значит не моя. Подозрительная курносость в семье, отмеченной длинноносостью. Я этого не знала; отцовские записки читаю только теперь. С собственным носом отношений долгое время не имела никаких: нос как нос, ничего особенного; мы в моем детстве и отрочестве мало смотрелись в зеркало, а фотографировались и того реже. Фотоаппарат был у дяди Саши в Симферополе. Так что фотографии случались главным образом летние, конец августа, скоро в школу… Но вот мы с мамой едем к портнихе. В магазинах нет почти никакой одежды, ткани же иногда «выкидывают» или «выбрасывают». У мамы есть портниха. Обычно это только для нее, но вот впервые – мне 15 лет – она берет меня с собой. Мне предназначается ярко-красный крепдешин с мелкими белыми ромашками – на блузку, в которой я прохожу весь университет и еще буду годами донашивать в Париже. У портнихи имеется любимая собака, боксер по имени Гриша. Гриша любит есть ржаной хлеб, раскрошенный в молоке, после чего громко пукает. Портниха (имени ее не помню) говорит – Гриша опять нафунил. Все смеются, Гриша смущается и с виноватым видом идет на место. У портнихи три зеркала: блузка уже скроена и смётана, мы приехали на примерку. Она ее на меня надевает и так ставит меня между зеркалами, что я вдруг вижу то, чего раньше никогда не видела, что видно быть не может, не должно. То, что видят другие, но не ты, хотя это про тебя: свою спину и свой профиль. Спина меня не интересует совершенно, зато профиль производит огромное впечатление, особенно горбатый нос, по-настоящему горбатый, с изломом. Это меня поражает «как гром среди ясного неба» или, скорее, как молния, ибо форма носа в профиль проносится и исчезает молниеносно, и в своей линии и в самом деле имеет нечто молниеобразное. Вскоре я сама понимаю, как этот фокус повторить при помощи большого зеркала в передней, маленького карманного зеркала из сумочки и одного зажмуренного глаза. По причине запоздалости открытия, а также его случайности, начинаю этот профиль обживать, пользуясь различными чужими, заимствованными образами: через пушкинский автопортрет (удивляясь, как он мог так прекрасно знать свой профиль), через кругликовско-цветаевский силуэт (силуэт, идеальная форма для профиля) и, наконец, апофеозом, через ахматовское: «А в зеркале двойник бурбонский профиль прячет» (тоже, что ли, стояла прищурившись с карманным… хотя «прячет», то есть не видит, а знает; видит в фас, а знает в профиль).
2. Профиль – береговая линия лица, очерк личности: околичность. В профиле все география и все – просто графия, почерк, роспись. Профилем природа в тебе расписалась (в получении). Профиль – подпись, а значит, и имя. Профиль удостоверяет, подтверждает имя на античных монетах и медалях, врезанное, отлитое, впечатанное. История рисунка начинается с легенды (у Плиния Старшего) о дочери коринфского горшечника. Возлюбленный последней покидает ее, прощается с ней (дело было ночью, при свете свечи), и она обводит на стене контур его тени, его профиль. Отец горшечник заполняет профиль глиной и обжигает его вместе с другими горшками; получается рельеф, на память. Вот она – Зина-Мнемозина – и встала у основания изображения (в профиль).
Как писать биографию художника, оставившего множество текстов, заведомо формирующих его посмертный образ? Насколько этот образ правдив? Ольга Медведкова предлагает посмотреть на личность и жизнь Льва Бакста с позиций микроистории и впервые реконструирует его интеллектуальную биографию, основываясь на архивных источниках и эго-документах. Предмет ее исследования – зазор между действительностью и мечтой, фактами и рассказом о них, где идентичность художника проявляется во всей своей сложности. Ключевой для понимания мифа Бакста о самом себе оказывается еврейская тема, неразрывно связанная с темой обращения к древнегреческой архаике и идеей нового Возрождения.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
О книге: Грег пытается бороться со своими недостатками, но каждый раз отчаивается и понимает, что он не сможет изменить свою жизнь, что не сможет избавиться от всех проблем, которые внезапно опускаются на его плечи; но как только он встречает Адели, он понимает, что жить — это не так уж и сложно, но прошлое всегда остается с человеком…
Этот сборник рассказов понравится тем, кто развлекает себя в дороге, придумывая истории про случайных попутчиков. Здесь эти истории записаны аккуратно и тщательно. Но кажется, герои к такой документалистике не были готовы — никто не успел припрятать свои странности и выглядеть солидно и понятно. Фрагменты жизни совершенно разных людей мелькают как населенные пункты за окном. Может быть, на одной из станций вы увидите и себя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В жизни каждого человека встречаются люди, которые навсегда оставляют отпечаток в его памяти своими поступками, и о них хочется написать. Одни становятся друзьями, другие просто знакомыми. А если ты еще половину жизни отдал Флоту, то тебе она будет близка и понятна. Эта книга о таких людях и о забавных случаях, произошедших с ними. Да и сам автор расскажет о своих приключениях. Вся книга основана на реальных событиях. Имена и фамилии действующих героев изменены.
С Владимиром мы познакомились в Мурманске. Он ехал в автобусе, с большим рюкзаком и… босой. Люди с интересом поглядывали на необычного пассажира, но начать разговор не решались. Мы первыми нарушили молчание: «Простите, а это Вы, тот самый путешественник, который путешествует без обуви?». Он для верности оглядел себя и утвердительно кивнул: «Да, это я». Поразили его глаза и улыбка, очень добрые, будто взглянул на тебя ангел с иконы… Панфилова Екатерина, редактор.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».