Эзотерический мир. Семантика сакрального текста - [21]

НИРВАНА (учение Готамы Будды)

Всякая телесность не моя, не я, не моя сущность: так должен поистине полагать тот, кто обладает познанием, кто полагает так, ученики, благородный слушатель слова, тот отречется от телесности, отречется от ощущения н представления, от формы н познания. Отрекшись от этого, он освободится от желания; уничтожив желание, достигнет он искупления; в искуплении он получит сознание своего искупления: уничтожено возрождение, закончено святое дело, исполнен долг, ист более возвращения к этому миру.

Будда

1

Учение Будды появилось в ситуации не менее драматической, чем учение Христа. Христос объявил скорый конец света, страшный суд над живыми и мертвыми, установление Царства Божия на земле. Будда открыл, можно сказать — изобрел, способ освобождения от страданий, преследующих людей по пятам в течение всей их земной и загробной жизни. Правда, одновременно это было освобождение от жизни вообще, от бытия как такового.

Для европейского сознания подобное решение — слишком дорогая цена, в конце концов, страдания — необходимый момент жизни. Более того, Достоевский, а за ним и другие мыслители считали, что страдания очищают, пробуждают уснувшую в человеке совесть, являются гарантом человечности и духовности. Но Будда и миллионы его соотечественников с ужасом воспринимали страдания, неотделимые от самой жизни и бесконечно повторяющиеся для каждого человека. Чередования жизней, смертей и сопутствующих им страданий теряются в прошлом и ожидают человека в будущем. Из этого зловещего круговорота непрерывных перерождений (круга сансары) нельзя было вырваться, как нельзя освободиться от самого себя.

В изречениях Джаммапады говорится: «Как вы можете шутить, как можете забавляться? Вечно пылает пламя. Мрак окружает вас. А вы не хотите искать света… Ни в воздушных слоях, ни посередине моря, ни взобравшись на вершины гор не найдешь ты места на земле, где бы не схватила тебя власть смерти».

«Странствование (сансара) существ, ученики, — говорит Будда, — имеет свое начало в вечности. Нельзя узнать того времени, начиная с которого блуждают и странствуют существа, погруженные в незнание, охваченные жаждою существования. Как вы думаете, ученики, что больше, вода ли, заключенная в четырех великих морях, или слезы, которые протекли и были пролиты вами, когда вы блуждали на этом широком пути и странствовали, и рыдали, и плакали, потому что давалось вам в удел то, что вы ненавидели, и не давалось то, что вы любили?.. Смерть матери, смерть отца, смерть брага, смерть сестры, смерть сына, смерть дочери, потерю родных, потерю имущества — все испытали вы за это долгое время. И пока вы испытывали все такое, за это долгое время больше слез пролито вами, когда вы блуждали на этом широком пути и странствовали, и рыдали, и плакали, потому что давалось вам в удел то, что вы ненавидели, и не давалось то, что вы любили, — больше пролилось слез, чем вся вода, заключенная в четырех великих морях… Мать, жалуясь на смерть дочери, зовет дорогое имя: «Джива! Джива!» Ей говорят: «Восемьдесят четыре тысячи девушек, все носившие имя Джива, были сожжены на этом погребальном костре. О которой из них плачешь ты?»«.

Удивляет здесь то, что индусы, объединившиеся в V–IV вв. до нашей эры в буддийские общины, считали, как само собой разумеющееся, что их жизнь вечна. И не конечность земного бытия пугала их, ведь оно повторится, и не раз (другое дело, в каком обличьи: человеческом — это большая удача, или животном, демоническом). Напротив, древних индусов приводила в ужас и глубокое уныние именно бесконечность человеческой жизни, означавшая для них непрекрашаемость перерождений и страданий. Если мечта (даже навязчивая идея) европейского человека — жить вечно, то мечта индуса — прервать жизнь и тем самым остановить колесо сансары, избавиться от страданий любой ценой, даже прекращением бытия как такового.

Будда своим примером и знанием указал путь к спасению от страданий. В древней рукописи «Четки из Драгоценных Самоцветов» (раздел «Десять великих радостных осознаний») мы читаем: «Это великая радость — осознать, что путь к Свободе, которым прошли все Будды, существует всегда неизменным и всегда равно открытым для тех, кто готов вступить на него».

Размышляя об отношении индусов к жизни и страданиям, исследователь учения Будды Г. Ольденберг пишет:

«Там, где народный дух не сумеет найти себе твердое основание, в прочной и ясной действительности исторического труда, где он без противовеса отдан действию мысли, там, разумеется, философия с ее действительными или мнимыми выводами имеет громаднейшее влияние при решении вопроса, стоит ли эта жизнь того, чтобы ее прожить. Но не одно мышление индуса является здесь решающим моментом, оно соединяется со всеми ужасами, наполняющими его робкое сердце, со всеми страхами перед грядущими бесчисленными бедами, перед неотвратимыми адскими муками; оно соединяется далее с несдержанностью его желаний и надежд, сообщающих ему характер какой-то необдуманности, не искушенной в школе реального опыта. Мысль, одним взмахом крыльев пролетающая через все отдельное к абсолютному, находит свое отражение в желании, презирающем и отвергающем все блага, кроме последнего вечного блага. Какое же это последнее благо? Как жар индийского солнца делает то, что усталому кажется величайшим благом отдых в прохладной тени, так и усталому духу покой, вечный покой является единственным, к чему он стремится».