Ежик и Туманный Лес - [13]

Вечером люди собрались в кают-компании. Бортинженер, постаревший за один день на десяток лет, вышел вперед и медленно, не глядя людям а глаза, начал:

– «Жук» не вышел на связь. Маяк его также молчит. Мне больно это говорить, но мы должны предполагать, что случилось худшее, машина и люди погибли.

– Но что могло угрожать вездеходу? – спросил буровик, – ведь это же настоящий танк.

– Я не знаю, – вздохнул Бортинженер. Они могли провалиться в карстовую пещеру, на вездеход могло упасть одно из исполинских деревьев, им могло встретиться незамеченное водителем болото. НЕ ЗНАЮ, – медленно, с ожесточением повторил Бортинженер. Мы слишком мало знаем об этой планете.

– Что же теперь делать? – тихонько задала вопрос, мучивший всех, Ежик.

– А вот это я знаю. – твердо произнес Ботинженер. – Мы должны попытаться снова. Завтра же мы отправимся к станции ретранслятора на двух вездеходах, по четыре человека в каждом. Двое остануться на «Можжевельнике». Кто, я уже решил, и этот вопрос не обсуждается. Мы ДОЛЖНЫ, – он подчеркнул последнее слово голосом, – добраться до этой чертовой станции и вызвать помощь. Несмотря на этот неправильный туман, на этот лес, необъяснимое излучение. Вопреки всему. Мы с Земли, а это значит, что для нас нет преград в этой Вселенной. Один вездеход возглавлю я, другой – Техник. Двигаться будем на расстоянии видимости, один позади другого. Будем меняться местами каждый час. В кабинах будем находиться в скафандрах. Есть возражения?

Все молчали.

– Хорошо, вот списки тех, кто идет к станции. На корабле остаются Ежик и Врач.

– Почему мы?! – Одновременно возмущенно вскинулись оба.

Бортинженер посмотрел в глаза Ежику и сказал тоном, не терпящим возражения: – Вы оба знаете, почему! И не нужно спорить, так надо.

Расходились все молча. Скорее всего этой ночью никто на «Можжевельнике» не спал. Утром у всех были отяжелевшие лица, люди спускались к кессону, кивали друг другу и молча влезали в скафандры. Особенно тщательно проверяли плазмоганы и запасные энергоячейки к ним. Бортинженер и Техник принесли два тяжелых бластера с треногами, которые уложили в стоящие у еще закрытого грузового люка вездеходы. Прощаться не стали, просто пожали руки остающимся Ежику и Врачу.

Через двадцать минут огни кормовых фонарей растворились в тумане. Ежик и Врач попеременно сидели в рубке, дожидаясь сеансов связи. Хуже было то, что эти вездеходы не были оснащены маяками и в перерывах между сеансами оставшихся грызла неизвестность. Связь была очень нустойчива, порой было сложно разобрать слова, забиваемые свистом и срежетом эфира. Вдобавок, над лесом разразилась сильнейшая гроза, и ослепительные молнии непрерывно били из густых туч в верхушки деревьев. Дважды вездеходам приходилось огибать упавших лесных исполинов, ращепленных буйством стихии. После грозы связь стала еще хуже, видимо, слишком много электричества впитала в себя атмосфера. Утром третьего дня с вездехода Бортинженера им сообщили радостную новость – они были уже вблизи опушки! Туман совсем поредел, и сквозь него уже можно было разглядеть далеко впереди между стволами начало поросшего высокой травой склона. С вездехода Техника подтвердили, что и они видят то же самое. Ежик с Врачом кричали от радости, вторя голосам с вездеходов.

Но на следующий сеанс экипажи машин не вышли. До поздней ночи Ежик и Врач не покидали рубку, надеясь снова услышать голоса товарищей. Но рация молчала. Ежик осталась на ночь в рубке, чтобы не пропустить возможный вызов, а Врач ушел спать в каюту, договорившись, что подменит ее в пять утра. Ежик честно пыталась не спать, но около трех ночи ее сморил сон, и она проспала почти до девяти утра. Когда она открыла глаза, она все еще была одна. Она попробовала вызвать Врача по личному коммуникатору, но тот не отзывался. Решив, что он проспал, Ежик дошла до его каюты и уже собиралась постучать, когда заметила, что дверь приоткрыта, а в каюте горит свет. Она толкнула дверь, каюта была пуста, кровать не застелена.

В предчуствии беды, Ежик побежала на камбуз, потом в кают-компанию. Врача там не было. С похолодевшими от волнения руками, она прошла к шлюзу и увидела, что на панели управления горит символ открытой внешнй двери. Она кинулась к шкафу со скафандрами, но комплект с инициалами Врача был на месте. На месте стояли и оставшиеся плазмоганы. В ужасе, Ежик натянула свой скафандр, включила защиту, на ходу подсоединяя ячейку к плазмогану, закрыла с пульта внешнюю дверь и запустила очистку шлюза. Переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, с трудом дождалась, когда контрольная панель высветила зеленый значок готовности шлюза, и внутренняя дверь откатилась в сторону. Ежик буквально впрыгнула в шлюз и со всего размаха ударила по кнопке перехода. Внутренняя дверь снова закрылась, система подтвердила герметичность, потом в стене исчезла внешняя дверь и Ежик выбежала из корабля. Вокруг все так же лениво тек густой туман. Тела Врача не было видно, хотя он не мог уйти дальше, чем на несколько шагов от выхода, отравленный воздухом и обожженый едким туманом. Ежик включила на максимальную мощность внешний динамик и закричала, зовя Врача. Усиленный громкоговорителем голос звучал глухо, эха не было, туман, как вата, глушил все звуки. Ежик добежала до кормы звездолета, потом развернулась и пробежала вдоль всего корпуса к носу, но Врача нигде не было. Медленно прошла обратно к шлюзу, вошла и закрыла за собой толстую внешнюю дверь. Дождалась завершения шлюзования и очистки скафандра. Когда внутренная дверь открылась, Ежик не торопясь вышла в предшлюзовой отсек, сняла шлем и медленно направилась к ходовой рубке, как была, в скафандре. Там она положила шлем на разбитый пульт и безвольно рухнула в капитанское кресло. Она смотрела на пустой экран на стене, а по щекам медленно текли слезы. Ежик осталась одна. Она не знала, сколько времени неподвижно просидела тогда в рубке, возможно, минуты, возможно, часы. Время тогда потеряло для нее смысл. Но в конце концов, ей удалось взять себя в руки, и первым, что она сделала, она заблокировала все шлюзовые кабины и подключила систему аварийного ревуна на снятие блокировки. Теперь, даже если она и попробует в беспамятстве или во сне выйти из корабля, она не сможет это сделать, а попытайся она отключить блокировку, включится корабельная сирена. Кто знает, может, это спасет ее жизнь. Ежик попыталась еще раз связаться к кем либо на вездеходах, но ответом была тишина. В тот день она перетащила свою койку в рубку, еще раз обошла весь звездолет, особенно тщательно осмотрев заблокированные двери разгерметизированных отсеков. Но там все было в порядке, никто и ничто не смогло бы открыть их, разве что только выломать вместе с переборкой. Четыре дня она почти безвылазно провела сидя за пультом и неотрывно глядя на безжизненный глазок светового индикатора вызова на панели передатчика. Спала она урывками, и снились ей кошмары, она снова летела в «Можжевельнике» и корабль падал, падал в какую-то бездоную яму, крутясь и рассыпаясь на части. И тогда она в просыпалась, совершенно разбитая, с головной болью. Она почти ничего не ела и, глядя на себя в зеркало, отрешенно отмечала, что похудела, щеки ввалились, нос заострился. Утром пятого дня, когда она укладывалась спать после бессонной ночи, рация неожиданно захрипела, потом негромкий, но отчетливый голос, и не просто голос, а голос Медвежонка произнес: