Эйнштейн и Ландау шутят. Еврейские остроты и анекдоты - [39]

– Бабушка! Ведь это миксер работает.

Звонок на радио:

– Я поздравляю мою любимую Сонечку с днем рождения, желаю ей всего, всего и прошу поставить для нее песню Аркадия Укупника «Я на тебе никогда не женюсь». Спасибо, Моня Рабинович.

Моня купил новый рояль и позвал к себе в гости друга Веню, который работал программистом. Веня долго ходит вокруг да около, потом заявляет:

– Клава неyдобная – всего 84 клавиши, половина фyнкциональных, ни одна не подписана, хотя… шифт нажимать ногой – оpигинально…

В одном фешенебельном ресторане посредственный скрипач, исполняя ноктюрн Шопена, заметил, что один из клиентов при первых звуках скрипки перестал есть, а потом горько заплакал.

– Вы тоже поляк, как и Шопен? – с сочувствием спросил его музыкант.

– Нет, молодой человек, – ответил тот. – Я Ройзман, и я лауреат международного конкурса скрипачей.

Сара прибегает к соседке с претензиями:

– Ваша собака вчера так выла, что мешала заниматься моей дочери пением!

– Простите, но ваша дочь начала первой!

Роза – Саре:

– Вчера я была на дне рождения у Цили и целых два часа играла на пианино.

– Правильно сделала! Я ее тоже не терплю!

Дирижер Розенштерн в течение 25 лет перед каждым концертом вытаскивает из-за пульта записку, читает ее и начинает концерт.

Однажды «первая скрипка» решил посмотреть и прочитал: «Скрипки – слева, виолончели – справа».

Дирижер – болтающим на репетиции хористкам:

– А теперь закройте рты и пойте!

К руководителю хора приходит миловидная Сарочка с просьбой принять ее в хор:

– Мои родственники говорят, что я очень хорошо пою…

– Ну тогда принесите мне еще и отзывы соседей…

– Папа, а что такое опера? – спрашивает маленький Изя у отца.

– Ну, как тебе объяснить. Это когда один человек убивает другого, а тот, перед тем, как упасть, долго и громко поет.

Абраму звонят по телефону:

– Это вы продаете пианино?

– Да. Но с одним условием.

– С каким?

– Пианино нужно нести так, чтобы жена и дочь этого не заметили.

Как-то Вишневская и Росторопович гостили у Чаплина. Хозяин провожал гостей до автомобиля. И захотелось ему проститься на русском языке. Он начал: «До…до…до…» – а дальше забыл как.

Ростропович думает: «А, не буду помогать, сам хотел, сам начал, сам и выкручивайся».

Машина трогается, и Чаплин радостно кричит вдогонку, вспомнив: «До… До… До… стоевский!!!»

Крейслер был очень общительным и веселым человеком, склонным к шутке и юмору. В начале ХХ века он совершал турне по Америке с виолончелистом Джоном Джерарди и пианистом Бернгардом Поллаком. Над пианистом друзья все время подшучивали, так как он очень нервничал из-за их манеры появляться в артистической в самую последнюю секунду, перед выходом на сцену.

Однажды в Чикаго Поллак обнаружил, что обоих нет в артистической.

Холл был связан с отелем, где жили все трое, и Поллак ринулся к апартаментам Крейслера. Ворвавшись туда без стука, он обнаружил скрипача и виолончелиста лежащими на большой двуспальной кровати, с натянутыми до подбородков одеялами. Они храпели страшным дуэтом.

«Эй, вы оба сошли с ума! – закричал Поллак. – Публика собралась и ждет начала концерта!».

– Дайте мне уснуть! – взревел Крейслер. Джерарди простонал что-то в том же духе, после чего оба они повернулись на другой бок и захрапели еще более немелодично, чем раньше.

Рассвирепевший Поллак сдернул с них одеяла… и обнаружил, что оба они во фраках. Концерт начался с задержкой всего лишь в 10 минут.

На форуме «Музыканты шутят. Анекдоты, забавные случаи, случившиеся с музыкантами»[10] приведена такая веселая история.

Известный дирижер Юрий Федорович Файер, хоть и не отличался красноречием, но в то же время поговорить любил. На его репетициях, когда он что-то бурчал себе под нос, творился невообразимый бардак. Все разговаривали, прелюдировали, оборачивались к соседям. Осознав это, Файер в очередной раз кричал:

– Вы меня не уважаете!

Бросал палочку, уходил с пульта, и оркестр бросался уговаривать его вернуться. В общем, после одного скандала провели собрание оркестра. Решили, что со следующего дня все будет так, как следует быть. Но Файер об этом не знал. На следующий день он приходит в оркестр. Вместо обычного прелюдирования и гуляния по яме он увидел молчащий, готовый к работе коллектив. Он в растерянности остановился и молчал довольно долго. Затем, подозрительно озираясь, прошел за пульт, сел и стал ждать, когда же воцарится привычная атмосфера. Но тишина была полная, ему оставалось только буркнуть: «Второй акт», и моментально открылись ноты, инструменты взяты наизготовку. Он начал дирижировать. Все играют, и играют хорошо! Он останавливается, все молниеносно останавливаются, ждут замечаний. Он долго ждет, потом:

– Еще раз!

Играют еще раз. Останавливается, долго ждет. Долго стоит тишина, наконец, Файер не выдерживает:

– Слушайте, бросьте дурака валять!

Рассказывают, что как-то Ф. Крейслер и А. Рубинштейн выступали на концерте в Карнеги-Холле. Во время выступления Крейслер вдруг потерял текст и, не зная произведение наизусть, стал путаться. Наконец он не выдержал и тихо спрашивает у Рубинштейна, пытаясь осознать, в каком месте он остановился:

– Где мы?

– Мы с тобой в Карнеги-Холле! – ответил тот.