Эйфельхайм: город-призрак - [59]

— Ну, в этом я несведущ, — продолжил Тьерри, — но если Иерусалим был столь свят, то почему так многие вернулись оттуда еще более порочными? — Он мотнул головой в сторону входа в ущелье. — Вы слышали легенду о нем?

Дитрих кивнул:

— Дьявол освободил его предка из сарацинского плена ценой его души.

Тьерри собрал кусочком хлеба соус по своей тарелке.

— К этому есть что добавить. — Рыцарь отставил блюдо в сторону, и юнкер подобрал его, чтобы вымыть.

Сидевшие у огня активно выражали любопытство, поэтому рыцарь вытер руки о колени, оглядел лица вокруг и начал свой рассказ:

— Первым из Фалькенштайнов был Эрнст фон Швабен, добрый рыцарь, отмеченный многими мужскими добродетелями — за исключением того, что Небеса отказывали ему в сыне, который мог бы сохранить его имя в последующих поколениях. Он принялся упрекать Небеса за это, чем тяжко печалил свою набожную супругу.

Во сне услышал он голос, и тот сказал ему, что для того, чтобы примириться с Небесами, он должен совершить паломничество на Святую землю. Гордый граф был напуган этой ужасном карой, но в конце концов подавил свои собственные желания и отправился с Барбароссой во второе великое королевское паломничество.[128] Перед отъездом он разломил свое обручальное кольцо надвое и, оставив себе одну половинку, сказал жене, что если не вернется через семь лет, ей следует считать себя не связанной узами их брака.

Ну, германское войско хлебнуло горя, а Рыжебородый утонул; но Эрнст достиг Святой земли, где его меч обрел славу среди неверных. В одной из битв он был взят в плен султаном. На каждое новолуние его захватчик предлагал ему освобождение, достаточно только Эрнсту было перейти в магометанскую веру. Естественно, тот отказывался.

Так прошли годы до самого того дня, когда султан, впечатленный рыцарским духом и стойкостью Эрнста, не дал ему свободу. Эрнст брел через пустыню неустанно на заходящее солнце, пока одной ночью во сне к нему не явился дьявол.

— Ха! — сказал Грегор в отблесках костра. — Я знал, что где-то здесь скрывается дьявол. — Сервы, управлявшие помещичьими повозками, перекрестились при упоминании ужасного имени.

— Нечистый напомнил Эрнсту, что наутро пройдет седьмой год с его отплытия, и его жена выйдет замуж за его двоюродного брата. Но Сатана пообещал доставить его домой засветло, и притом он не потеряет свою душу — при условии, что он проспит все путешествие. Так он заключил свой договор с нечистой силой.

Дьявол оборотился львом и с рыцарем на спине взлетел высоко-высоко над землей и морем. Испуганный Эрнст закрыл глаза и заснул — пока соколиный крик не разбудил его. В страхе взглянул он вниз — а там стоит его замок. В замок входила свадебная процессия. С диким воплем злой дух ринул его на землю и исчез.

На пиру графиня Ида приметила сего странника, не сводившего печальных глаз с ее лица. Когда он осушил свой кубок, он вручил его слуге, чтобы передать госпоже. Она заглянула в чашу и увидела… половинку кольца.

Все испустили вздох удовлетворения. Тьерри продолжил:

— Запустив руку за корсаж, она достала вторую половинку кольца и радостно бросила его в кубок. Так две половинки соединились, а жена была заключена в объятия мужа. Год спустя она родила ему дитя. И вот почему на их родовом гербе появился сокол.

Эверард промолвил:

— Можно понять, как человек согласился заключить подобную сделку.

— Нечистый всегда предлагает нам меньшее благо, — сказал Дитрих, — в надежде отвернуть наши сердца от большего. Но человек не может потерять свою душу при помощи обмана.

— Кроме того, — добавил Тьерри, оглядывая с удовлетворением публику, — Эрнст, быть может, и был святым, а Филипп так и останется разбойником.

— То был романтичный век, — предположил Грегор. — Эти рассказы, что я слышал о Рыжебородом и английском короле…

— Ричарде Львиное Сердце, — сказал Дитрих.

— Они знали толк в том, как называть своих королей тогда! И Людовик Святой.[129] И тот благородный сарацин, который был другом и противником Львиного Сердца, как его звали?

— Саладин.[130]

— Благороднейший рыцарь, — прокомментировал Тьерри, — несмотря на то, что был неверным.

— И где они теперь? — сказал Дитрих. — Только имена в песнях.

Тьерри осушил свой кубок и передал его юнкеру, чтобы тот наполнил вновь.

— И песни достаточно.

Грегор мечтательно запрокинул голову.

— Но это действительно было бы…

— Что?

Каменотес пожал плечами.

— Я не знаю. Славно. Освободить Иерусалим.

— Да, верно. — Дитрих замолчал на мгновение, так что Грегор оборотился к нему. — Первый, кто принял крест, сделал это из сострадания. Турки разрушили церковь Святого Гроба Господня и мешают нашим паломникам прикоснуться к святыням. Они не так терпимы как арабы, которые удерживали Святой Град до них. Но я думаю, что многие пошли также ради земли, и мираж вскоре потускнел. Легаты не могли найти достаточно добровольцев, а потому Земля за морем лишилась подкреплений. Регенсбуржцы нападали на тех, кто нашивал крест, а кафедральное собрание каноников в Пассау призвало к «священной войне» против папского легата, когда тот прибыл набрать добровольцев.

Грегор запрокинул голову и засмеялся.