Эйфелева Башня. Гюстав Эйфель и Томас Эдисон на всемирной выставке в Париже - [3]

Фонограф был изобретен в результате работы Томаса Эдисона над двумя другими изобретениями: телефоном и телеграфом. В 1877 году Эдисон работал над устройством, которое могло бы записывать сообщения в виде углублений на бумажной ленте, которые затем могли бы неоднократно пересылатьсяс помощью телеграфа. Исследование навело Эдисона на мысль, что подобным образом можно записывать и телефонный разговор. Он экспериментировал с мембраной, оснащенной небольшим прессом, удерживаемой над быстродвижущейся бумагой, покрытой парафином. Вибрации, создаваемые голосом, оставляли отметки на бумаге.

Таким образом, воодушевленный человек, который изобрел лампочку и чьи компании освещали города по всей Америке, вернулся в бой. 11 мая он провел заседание суда в своей отделанной деревянными панелями библиотеке с десятью тысячами научных томов, попыхивая своей любимой сигарой и демонстрируя обновленный фонограф. «Говорящая машина двенадцатилетней давности исчезла», – сообщила «Нью-Йорк таймс».

С быстро пролетающими месяцами до дня открытия ярмарки в мае 1889 года французские уполномоченные по ярмаркам и такие страны, как Аргентина, Венесуэла и Япония, потратили предыдущий год на перемещение материалов и сборку, чтобы завершить свои сложные сооружения и выставочные залы на 228 акрах, отведенных для ярмарки в трех районах вдоль Сены. Толпы людей, выходящие из дворца Трокадеро на правом берегу, пересекали мост Иена и входили на ярмарку, проходя под массивными арками Эйфелевой башни. Перед ними, в том, что теперь представляло собой беспорядочную застройку, они увидят похожий на парк Двор чести, ряд огромных фонтанов, пульсирующих пенистыми струями воды. Прямо впереди вырисовывался великолепный фаянсово-голубой Центральный купол, инкрустированный цветной плиткой и скульптурами, сверкающий всплеск цвета, контрастирующий с железной башней. За ним возвышалась гигантская Галерея машин.

Франция намеревалась ослепить мир (и особенно своих враждебных соседей) своим сверкающим городом, расположенным на левом берегу, демонстрируя не только свое техническое и промышленное мастерство, но и своих всемирно известных художников и архитекторов, свои знаменитые вина и продукты питания, свою историю и героев, а также экзотические культуры Сенегала, Конго, Тонкина и Камбоджи, «les pays chauds», жаркие страны, как многие называли новые французские колонии в Азии и Африке. Барон Деларт копировал рыночную улицу Каира, используя подлинные архитектурные детали, и сделал так, чтобы рынок был населен сотнями настоящих египтян, в том числе ремесленниками-ювелирами, ткачами, кондитерами и скульпторами, которые будут работать и продавать свои товары в маленьких магазинах.

Неустрашимый отсутствием официальных иностранных экспонатов, комиссар ярмарки Жорж Бергер, опытный ветеран ярмарок 1867 и 1878 годов, был занят привлечением частных иностранных компаний к участию в выставке. Британские редакторы журнала Engineering, которые считали бойкот английской королевы глупым и очень вредным для бизнеса, не сомневались, что французы устроят «национальную выставку, какой мир никогда не видел… и которая продлится еще долго после того, как утихнут слухи о войне и прекратится шум политиков, чиновников, агитаторов и коммунаров».

Хотя Соединенные Штаты медлили с официальным признанием, американские комитеты, компании и художники, охваченные шовинизмом и рвением к конкуренции, уже усердно придумывали способы затмить французов и всех остальных на ярмарке. Соединенные Штаты стали удивительно богатыми после Гражданской войны, и благодаря своим технологиям, промышленности и сельскому хозяйству, изменившим мировую экономику, их граждане чувствовали, что имеют право на более заметное место на мировой арене.

Франко-американские отношения долгое время были полны восхищения, зависти и единомыслия. Марк Твен уловил этот рыцарский дух, когда сказал:

«Во Франции нет ни зимы, ни лета, ни морали. Если не считать этих недостатков, это прекрасная страна».

Всемирная выставка стала лишь поводом для разжигания давнего соперничества между двумя братскими республиками мира, позолоченным полем битвы для Франции и Америки, чтобы бороться за превосходство и почести.

Томас Эдисон, безусловно, намеревался на этот раз произвести большой фурор, сделав свой новый улучшенный фонограф центром большой и сложной выставки на Парижской ярмарке. В конце июля 1888 года, когда Фрэнсис Аптон, президент компании Edison Lamp Company, получил официальное сообщение о предстоящей Всемирной выставке, он немедленно посоветовал Эдисону:

«Я думаю, что вам следует продемонстрировать, в частности, ваш громкоговорящий телефон и фонограф и показать их в действии, затем продемонстрировать другие ваши изобретения».

И вот всего через десять месяцев образованные и амбициозные мужчины и женщины современного мира соберутся на бульварах Парижа, чтобы стать участниками этого представления, Всемирной выставки, разыгрывая все страсти, амбиции, соперничество, веселье и удовольствия прекрасной эпохи Франции и Америки золотого века.

Гюстав Эйфель

В середине марта 1888 года Гюстав Эйфель стоял среди лесов своей частично построенной башни, направляя правильное расположение ее четырех решетчатых опор. О чем думал этот в высшей степени уверенный в себе инженер на своем холодном кованом насесте высоко над Парижем? Возможно, он просто наслаждался свежим бризом и «великолепной панорамой», чистое удовольствие быть так высоко и любоваться тем, что он любил: