Европейские негры - [57]

– В-самом-деле? спросил Бранд голосом, в котором слышалась непритворная радость.

– Да, при дворе все осуждают его, все принимают её сторону. А дело ужасно интересно. Скажите, как вы объясняете этот странный случай? Ужели ребенок действительно сын баронессы Вольмар? Мне хотелось бы знать все в-точности. И вы можете исполнить это желание, ведь вы знаете все на свете.

– Пока я знаю об этом деле столько же, как и всякий из нас, не более. Но если вы хотите дать мне случай видеть ребенка и его гувернёра, я надеюсь доставить вам самые верные известия. Признаюсь, это дело очень интересует и меня, прибавил Бранд, слегка зевая, с выражением обыкновенной своей апатии в лице.

– Пожалуйста, для меня сделайте это. Я вытребую от президента полиции записку, чтоб вас впустили в дом беспрепятственно, сказал герцог: – он не решится отказать мне. Через несколько минут я возвращусь с запискою. Вы окажете мне эту услугу?

– Охотно; но не забудьте же, герцог, это будет вторая услуга в один и тот же день.

– О, я бесконечно уж обязан вам за первую вашу услугу! Вы можете рассчитывать на меня, как на самого себя. Посмотрите, как поражен этот ненавистный Форбах! Он идет сюда. Да, вы помогли мне отмстить! До свиданья же. Я иду искать президента.

В нескольких шагах стояли Форбах и Штейнфельд. Они, очевидно, хотели подойти к Бранду, на которого смотрели с негодованием, но еще не решались, затрудняясь, как начать разговор. Он сам твердою поступью подошел к ним и с обыкновенною любезностью сказал:

– Господа, вы, кажется, хотите поговорить со мною? Очень-рад, у меня также есть некоторые дела, касающиеся вас. Но здесь едвали удобно говорить о серьезных вещах; не лучше ли нам удалиться в этот кабинет – там можно будет нам переговорить свободно.

Они вошли в соседнюю комнату, которая была совершенно-пуста. «Садитесь, Форбах, садитесь и вы Штейнфельд, потому что наше объяснение будет довольно-продолжительно, спокойно прибавил он, плотно затворяя двери. – А я, по своей привычке, стану прислонившись к камину. Вот и мы расположились очень-удобно.

– Будем же говорить серьёзно, сказал он, тяжело вздохнув и вдруг оставляя свой обыкновенный кокетливый тон: – недолго осталось мне жить на свете; я знаю, что часы мои сочтены… Надобно мне узнать, что будет без меня. Штейнфельд, вы виделись с баронессою Вольмар; вы осуждаете ее? Вы молчите, но я вижу по вашему лицу, что я могу быть спокоен. Какое мне дело до баронессы Вольмар? Хотите ли выслушать историю моей жизни? Тогда и вы, Форбах, быть-может, снисходительнее станете судить обо мне…

И он начал рассказывать им свою жизнь, эту грустную и странную жизнь… Они слушали с напряженным вниманием. Теперь вы знаете все, сказал он в заключение: – вы знаете, какая тесная связь соединяет меня с баронессою Вольмар. Скажите же, Штейнфельд, могу ли я умереть спокойно? Муж отвергнет ее, разведется с нею – найдет ли она тогда в вас защитника; признаете ли вы вашего сына?

– Будьте уверены, сказал Штейнфельд: – я более не осуждаю вас, а ее всегда любил я более всего в мире.

– Что касается ваших сомнений, Форбах, сказал Бранд, пожимая руку Штеинфельда: – вы, конечно, скоро увидите их неосновательность: фрейлейн Евгения фон-Сальм сбросит ненавистные вам и ей ленты, как только заметит их, и, вероятно, уж она сделала это. Я огорчил вас не надолго, и вы, вероятно, извините меня, ведь счастливцы добры.

– Однако ж, господа, прибавил он: – мы слишком-долго засиделись в этом пустынном уголке, пора нам подумать о своих обязанностях относительно общества, и начать танцовать.

Он поклонился своим собеседникам и пошел.

Через несколько минут Бранда отыскал герцог Альфред, с запискою от президента полиции. Испуганный общим негодованием, президент легко уступил совету герцога объявить, что баронесса Вольмар была арестована по недоразумению, и приказать освободить ее.

– Штейнфельд, я еду в дом, где находится баронесса Вольмар; не хотите ли ехать вместе с мною? сказал Бранд, прочитав записку, содержанием которой остался доволен.

Штейнфельд с восторгом выразил согласие.

XIV. Невеста и жених

Когда Блаффер продал свою лавку, Штайгер остался без работы, и следствия этого скоро обнаружились в домашнем быту его семейства. Робкий и лишенный практического такта, старик не мог скоро завесть сношений с другими магазинами, и после нескольких неудачных попыток, совершенно упал духом. Не то было б, если б Артур Эриксен продолжал бывать у Штайгеров; но после свидания при гробе Мари, Клара уже ни разу не видала его. Нужда и лишения всякого рода снова водворились в квартире Штайгера, и вдвое тяжеле было переносить их после некоторого благосостояния, на короткое время испытанного бедняками.

Грустно сидел старик, с состраданием смотря на Клару, старавшуюся развеселить детей, плакавших о том, что им не дают кофе, как вдруг вошли в комнату Тереза Зельбинг и с нею худощавый мужчина лет сорока, по наружности очень-смирный и скромный; он робко переминал в руках шляпу, пока Тереза здоровалась с Кларой и её отцом.

– Да, ведь я не рекомендовала еще вам Бергера! сказала танцовщица по окончании обыкновенных расспросов: – так поздравьте же его: он мой жених. Не конфузься, Бергер, мы у своих коротких знакомых. Надобно тебе сказать, Клара, что мы с ним делаем визиты.