Европейская поэзия XIX века - [11]

Первый поэтический сборник Ленау был издан в 1832 году. Для его поэзии характерна любовь к пейзажу, тяга к пустынным степям, осенним картинам, интерес к обездоленным народам; его стихи о венгерских цыганах и американских индейцах — не только дань романтической традиции. Ленау горячо сочувствовал польской революции 1830 года. Перу Ленау принадлежит эпическая драма «Фауст» (русский перевод А. Луначарского, 1904); дух сомнения приводит Фауста к самоубийству.

ПЕЧАЛЬ НЕБЕС

На лике неба хмурой, темной тучей

Блуждает мысль, минувшей бури след.

Под резким ветром бьется лист летучий,

Как сумасшедший, впавший в буйный бред.

Рыдает гром глухими голосами,

Чуть вспыхнув, меркнет бледный свет зарниц,

Порой в очах, наполненных слезами,

Так слабый луч дрожит из-под ресниц.

Над степью тени призрачные встали,

Сырой туман окутал все вокруг,

И небо смолкло в мертвенной печали,

Бессильно солнце выронив из рук.

ЛОТТА Песни в камышах

1

Лег последний луч на нивы,

День усталый изнемог.

Над водой склонились ивы,

Пруд безмолвен, пруд глубок.

Дни любви, как сон, прошли вы,

Плачь, душа, в немой тоске!

Шелестят печально ивы,

Стонет ветер в тростнике.

Ты одна — мой луч пугливый

В бездне темных, горьких мук.

От звезды любви сквозь ивы

Пал на воду светлый круг.

2

Смерклось. Буря тучи гонит.

Хлынул черный дождь из туч.

Ветер воет, ветер стонет:

Где же, пруд, твой звездный луч?

Ищет: где в бурлящем море

Эта светлая струя?

Ах, в моем глубоком горе.

Не блеснет любовь твоя!

3

Ввечеру лесной тропою

Пробираюсь в камыши —

Над пустынною водою

О тебе грустить в тиши.

Если ветер листья тронет,

Пронесется по волне,—

Как тростник шумит и стонет,

Как рыдает все во мне!

Ибо, сладостей, чудесен,

Вновь звучит мне голос твой,

Он исходит в звуках песен,

Замирая над водой.

4

Тучи нанесло.

Сумрак на земле.

Ветер тяжело

Бьется в душной мгле.

Стрелы молний, треск,

Гром да ветра вой,

Бродит беглый блеск

В бездне прудовой.

Вижу в блеске гроз

Лишь тебя одну,

Взвихренных волос

Вольную волну.

5

Пруд недвижен. Золотая

Льет луна поток лучей,

Розы бледные вплетая

В зелень темных камышей.

На холме олень пасется,

Смотрит в ночь, на лунный лик.

Сонно птица шевельнется,

Дрогнет дремлющий тростник.

И, как прошлого дыханье,

Как молитва в час ночной,

О тебе воспоминанье

Тихо веет надо мной.

ТРИ ИНДЕЙЦА

Буря в небе мчится черной тучей,

Крутит прах, шатает лес дремучий,

Воет и свистит над Ниагарой,

Тонкой плетью молнии лиловой

Люто хлещет вал белоголовый,

И бурлит он, полон злобы ярой.

Три индейских воина у брега

Молча внемлют реву водобега,

Озирают гребни скал седые.

Первый — воин, много испытавший,

Много в жизни бурь перевидавший,

Рядом с ним — два сына молодые.

На сынов глядит старик с любовью,

С тайной болью видит мощь сыновью,

В гордом сердце та же мгла и буря.

Словно туча, что чернее ночи,

Дико блещут молниями очи.

Говорит он, гневно брови хмуря:

«Белые! Проклятье вам вовеки!

Вам проклятье, голубые реки,—

Вы дорогой стали нищей своре!

Сто проклятий звездам путеводным,

Буйным ветрам и камням подводным,

Что воров не потопили в море!

Их суда — отравленные стрелы —

Вторглись в наши древние пределы,

Обрекли свободных рабской доле.

Все, чем мы владели, — им досталось,

Нам лишь боль и ненависть осталась,—

Так умрем, умрем по доброй воле!»

И едва то слово прозвучало,

Отвязали лодку от причала,

Отгребли они на середину,

Обнялись, чтоб умереть не розно,

И запели песню смерти грозно,

Весла кинув далеко в пучину.

Гром громит, и молния змеится,

Лодка смерти по реке стремится,—

То-то чайкам-хищницам отрада!

И мужчины гибели навстречу

С песней, будто в радостную сечу,

Устремились в бездну водопада.

ОСЕННЕЕ РЕШЕНИЕ

Осень, тучи, ветра свист.

Одному в дороге трудно!

Смолкли птицы, вянет лист,—

Ах, как тихо, как безлюдно!

Словно смерть, идет зима.

Лес мой, где твои напевы?

Где твой шелест, полутьма,

Золотые нивы, где вы?

В поле стал пастись туман.

Бесприютный холод бродит.

В голой роще, вдоль полян

Веет скорбью. Жизнь уходит.

Сердце! Слышишь, как поток

По скалам грохочет грозно?

Был у нас немалый срок

Обсудить дела серьезно.

Сердце! Ты сожгло себя,

Всех терзало понемногу,

Многим верило, любя,

Что ж, пойдем-ка в путь-дорогу!

Я тебя на дальний путь

Спрячу вглубь, стяну потуже,

Чтоб ни ветру не дохнуть,

Не достать коварной стуже.

Молча мы в последний раз

Побредем тропой унылой.

Только дождь помянет нас

Да поплачет над могилой.

ХОЛОСТЯК

Не ждут ни дети, ни жена

Меня в мансарде голой.

Не знает нежных слов она

Иль беготни веселой.

Там не залает верный пес,

Товарищ престарелый,

Лишь дым наперсник давних грез

Да череп пожелтелый.

Кольцо в кольцо — уходит дым,

А тигель мозга бренный

Стоит пред зеркалом моим,

Как зеркало вселенной.

Я друга мудро усадил

На полку в назиданье.

Я смертью в сердце охладил

Палящее желанье.

Угрюмо созерцая кость

И тусклый облак дыма,

Мне третий друг, незримый гость,

Сказал неумолимо:

«На что жена, на что семья —

Случайный спутник в мире?

Как дым, уйдет душа твоя,

Рассеется в эфире.

И этот череп жил огнем

Высоких откровений,

И чья-то страсть курилась в нем,

Пылал в нем чей-то гений.

Пускал колечки Пан-старик

Из этой трубки хрупкой,

И смерть пришла в тот самый миг,

Как Пан расстался с трубкой.

Но череп — ныне мерзкий прах —

Блистал красой в те годы,

Когда он трубкой был в устах