Эвропатология личности и творчества Льва Толстого - [4]

Однако, этим судорожным припадкам Толстой был подвержен не только в детские, но и в отроческие годы. Мы это видим из описания (в "Отрочестве", стр. 204. глава XVI) судорожного припадка после пережитых им целого ряда конфликтов с гувернером и с отцом.

"Слезы душили меня, я сел на диван и. не в силах говорить более, упал головой ему на колени, рыдая так, что мне казалось, я должен был умереть в ту же минуту...".

..."Он мой тиран... мучитель... умру... Никто меня не любит -- едва мог проговорить я, и со мной сделались конвульсии (разрядка наша). Папа взял меня на руки и отнес в спальню. Я заснул. Когда я проснулся, было уже очень поздно, одна свечка горела около моей кровати и в комнате сидели наш домашний доктор, Мими и Любочка. По лицам их заметно было, что боялись за мое здоровье".

Однако, как это мы увидим ниже из главы 4-й, этот припадок, описываемый в "Отрочестве" вырисовывается в связи с целым рядом новых других симптомов, о которых в "Детстве" не имеется никаких упоминаний.

Во-первых, описываемый припадок с конвульсиями последовал как разряд нарастающего аффекта. Самый аффект продолжался длительный период времени и разряжался, кроме того, еще до припадка импульсивными действиями и затемнением, сознания, носящим уже Характер сумеречного состояния (о чем см. ниже в главе 4-й). Сам Толстой, описывая это сумеречное состояние дает этой главе название "Затмение" (см. главу XIV в "Отрочестве"). Эта глава нам определенно освещает эпилептоидный характер как самого судорожного припадка, так и всех тех психических переживаний, которые предшествовали этому припадку.

Но обо всем этом будет речь особо в последующих главах.

Здесь же пока мы должны констатировать, что судорожные припадки были свойственны Толстому еще в детские и отроческие годы, что хорошо согласуется с самопризнанием Толстого в "Записках сумасшедшего". 2. Аффективный характер личности (эпилептический характер")"

Уже в отроческие годы мы можем отметить развитие повышенной аффективности в характере Толстого. Вспыльчивость, чувствительность, лабильность настроений, слезливость--черты, которые уже с детства, а потом в отроческие годы, выпукло появляются в его поведении. Например, в "Отрочестве" мы имеем описание такой вспышки аффективности с агрессивными действиями во время ссоры со старшим братом (стр. 161, глава V). Такие же вспышки аффективности описаны. дальше в главах XI -- XVI. Здесь мы видим нарастание аффекта под влиянием целого ряда детских неудач. Полученная единица за плохо выученный урок, угроза Мими пожаловаться бабушке на то, что он появился на лестнице, где ему нельзя было появляться, сломанный ключик от портфеля отца и, наконец, обида, что Сонечка предпочла другого мальчика в играх, а не его. Все эти неудачи вызвали в его психике бурную реакцию -столкновение с гувернером. В состоянии аффекта он теряет самообладание, делается агрессивным и импульсивным. ..."Мне хотелось буянить и сделать какую-нибудь молодецкую штуку", говорит Толстой". "Кровь с необыкновенной силой прилила к моему сердцу, я почувствовал, как крепко оно билось, как краска сходила с моего лица и как совершенно невольно затряслись мои губы. Я должен был быть страшен в эту минуту, потому что St. Jerome, избегая моего взгляда, быстро подошел ко мне и схватил за руку; но только что я почувствовал прикосновение его руки, мне сделалось так дурно, что я, не помня себя от злобы, вырвал руку и из всех моих детских сил ударил его.

-- Что с тобой делается? сказал, подходя ко мне, Володя, с ужасом и удивлением видевший мой поступок.

-- Оставь меня, -- закричал я на него сквозь слезы, никто вы не любите меня, не понимаете, как я несчастлив! Все вы гадки, отвратительны - прибавил я с каким то исступлением, обращаясь ко всему обществу.

Но в это время St. Jerome с решительным и бледным лицом снова подошел ко мне. и не успел я приготовиться к защите, как он уже сильным движением, как тисками, сжал обе мои руки и потащил куда-то. Голова моя закружилась от волнения; помню только, что я отчаянно бился головой и коленками до тех пор. пока во мне были еще силы; помню, что нос мой несколько раз натыкался на чьи то ляжки, что в рот мне попадал чей-то сюртук, что вокруг себя со всех сторон я слышал присутствие чьих то ног, запах пыли и violette, которою душился St. Jerome.

Через пять минут за мной затворилась дверь чулана"...

Переночевав в наказание в темном чулане, на завтра он был приведен к бабушке с тем. чтобы просить повинную, но вместо этого его аффект разразился судорожным припадком.

По-видимому эти приступы патологического аффекта со всеми его последствиями не были единичными за время отрочества, ибо Толстой с тяжелым чувством и с неохотой останавливается на воспоминаниях отроческих годов. В главе XX он говорит:

"Да, чем дальше подвигаюсь я в описании этой поры моей жизни, тем тяжелее и труднее (разрядка наша) становится она для меня. Редко, редко между воспоминаниями за это время нахожу я минуты истинного теплого чувства, так ярко и постоянно освещавшего начало моей жизни. Мне невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой Поры, когда снова истинно-нежное, благородное чувство дружбы ярким светом озарило конец этого возраста, и положило начало новой, исполненной прелести и поэзии поре юности".