Эвропатология личности и творчества Льва Толстого - [27]

После пятого припадка Л. Н. успокоился, но все-таки бредил,

-- 4, 60, 37, 38, 39, 70, -- считал он. Поздно вечером пришел в сознание.

-- Как вы сюда попали? -- обратился он к Душану и удивился, что он болен.

-- Ставили клистир? Ничего не помню. Теперь я постараюсь заснуть.

Через некоторое время С. А-на вошла в спальню, стала что то искать на столике около кровати и нечаянно уронила стакан,

-- Кто это? -- спросил Л. Н.

-- Это я, Левочка.

-- Ты откуда здесь?

-- Пришла тебя навестить.

-- А!..

Он успокоился. Видимо, он продолжал находиться в сознании.

Болезнь Л. Н-ча произвела на меня сильное впечатление. Куда бы я в этот вечер ни пошел, везде передо мной, в моем воображении, вставало это страшное, мертвенно-бледное, Насупившееся и с каким то упрямым, решительным выражением лицо. Стоя у постели Л. Н-ча, я боялся смотреть на это лицо: слишком выразительны были его черты, смысл же этого выражения был ясен, и мысль о нем резала сердце.

Когда я не смотрел на лицо и видел только тело, жалкое, умирающее, мне не было страшно, даже когда оно билось в конвульсиях: передо мной было только животное. Если же я глядел на лицо, мне становилось невыносимо страшно: на нем отпечатлевалась тайна, тайна великого действия, великой борьбы, когда, по народному выражению, "душа с телом расстается".

Видно, мала еще моя вера, если я боялся этого!

Поздно ночью приехал из Тулы доктор (Щеглов). Но он уже не видал Л. Н-ча. Дунган объяснил ему болезнь, как отравление мозга желудочным соком. На вопрос наш о причине судорог приезжий доктор отвечал, что они могли быть обусловлены нервным состоянием, в котором находился Л. Н. в последнее время, в связи с наличностью у него артериосклероза.

Легли спать во втором часу ночи. Я и Душан -- поблизости со спальней. Бирюков просидел в спальне до третьего часа ночи.

Во все время болезненного припадка, внизу, в комнате Душана, сидел вызванный тайно из Телятенок Александрой Львовной ближайший друг больного В. Г. Чертков, вход которому наверх воспрещен. Белинький доставлял ему сведения о состоянии Льва Николаевича.

4 октября.

Все миновало. Ночью Л. Н. спал. Утром проснулся в сознании. Когда Бирюков рассказал ему содержание его бреда, слова: душа, разумность, государственность, --он был доволен, по словам Бирюкова и Ал. Л-ны...

Итак, из всех этих данных видно, что Лев Толстой был подвержен судорожным припадкам, трактуемым близкими иногда, как "обмороки", "забытье". Эти припадки сопровождаются, во-первых, полной потерей сознания, во-вторых, судорогами, начинающимися сначала в отдельных частях тела, а затем переходящими в общие судороги всего тела.

Проявление судорог в отдельных частях тела описывается таким образом: "он шевелил челюстями и издавал странные, негромкие, похожие на мычание звуки".

"Губы шевелились, точно он что-то пережевывал во рту"...

"Лежа на спине, сжав пальцы правой руки так, как будто он держал ими перо, Л. Н. слабо стал водить рукой по одеялу". Затем судорога переходит на. нижние конечности: -- Бирюков рассказывал, что ноги больного вдруг начали двигаться; он подумал, что Л. Н-чу хочется почесать ногу, но, подошедши к кровати, увидел, что и лицо его перекошено судорогой. Потом... Потом начались один за другим страшные припадки судорог, от которых все тело человека, беспомощно лежавшего в постели, билось и трепетало, выкидывало с силой ноги. С трудом можно было удержать их"...

Это описание припадка настолько характерно описано (не врачом), что классическая картина эпилептических судорог настолько ясна, что тут никакого сомнения быть, не может в их достоверности.

Также мы видим, что после припадка у больного полная амнезия всего происшедшего, ибо после припадков, поздно вечером, когда Лев Толстой пришел в себя, он удивился Душану, который все время находился у постели больного. -- "Как Вы сюда попали? - обратился он к Душану и удивился, что он болен.

-- "Ставили клистир? -- Ничего не помню"...

Точно также 4-го утром, проснувшись в полном сознании, когда Бирюков рассказал ему содержание бреда, -- он доволен был содержанием бреда.

Об этих амнезиях после припадков отмечает также и сын его Илья Львович в своих воспоминаниях о своем отце* на странице 228 мы читаем:

... "Несколько раз с ним делались какие-то необъяснимые внезапные обмороки, после которых он на другой день оправлялся, но временно совершенно терял память**.

_______________

*) Илья Львович Толстой, "Мои воспоминания", Берлин, изд. Ладыжникова.

*) Разрядка здесь и дальше -- моя.

Видя в зале детей брата Андрея (пишет он), которые в это время жили в Ясной, он удивленно спрашивал, "чьи это дети?" -- встретив мою жену, он сказал ей: "ты не обидься, я знаю, что я тебя очень люблю, но кто ты, я забыл", и, наконец, войдя раз после такого обморока в залу, он удивленно оглянулся и спросил: "а где же браг Мишенька?" (умерший 50 лет тому назад).

На другой день следы болезни исчезали совершенно".

Выше, при описании Булгаковым припадка, нам также бросилось в глаза резкое изменение психики перед припадком: полное помрачение сознания с состоянием бреда и спутанности.