Европа в войне (1914 – 1918 г.г.) - [40]

Майор, пожилой, но крепкий мужчина с проседью, расспросил Тодора, откуда он, справился по штабной карте и еще по какой-то книге. Тодор рассказал все, как было, и про то, как обошелся с ним капрал. Майор позвал капрала к себе, спросил, действительно ли так происходило дело, и, убедившись, что все верно, приказал капралу лечь на пол, взял свою трость и спокойно отсчитал ею 15 ударов. Потом отправил Тодора при письме в больницу в качестве санитара.

В Валиеве в это время свирепствовал тиф. Умирало ежедневно до 200 – 300 человек. Все казармы города, школы, судебные здания были превращены в больницы. В одном только госпитале, куда попал Тодор, в казарме 5-го полка, было не меньше тысячи больных, главным образом тифозных. Заражались один за другим и сами доктора, фельдшера и санитары. Изнемогавший от усталости врач ухватился обеими руками за Тодора, который мог объясняться с больными на пяти языках. А в госпитале были пленные венгры, чехи, румыны. Через несколько дней доктор свалился. Его заменил австрийский врач, военнопленный. Он провел в этом аду всего один день и, в свою очередь, заразился тифом. В госпитале было холодно, грязно и сыро. Умирало много народу, свозили умерших на телегах по 10 – 15 человек, точно дрова, и хоронили за городом в общей могиле.

Несмотря на холод, в казарме развелись в невероятном количестве вши, которые вообще были одним из главных бичей войны на Балканском полуострове. По госпиталю они ползали, как истинные хозяева положения, и переносили заразу от одного к другому. Больные вели с ними непрерывную борьбу, один вид которой мог бы отбить охоту к пище и к самой жизни.

В длинном коридоре тесно стояли параши. Когда человек входил в этот коридор, он видел непрерывный ряд лоханей, вокруг которых, прижавшись к стене, толпились и корчились больные. Некоторые падали на колени или лежали на полу в беспамятстве, покрытые отбросами, другие бродили, как лунатики или безумцы, скользя руками по стенам коридора. Иные пытались в горячечном припадке выброситься из окна, и санитарам приходилось их удерживать за платье.

Наступило рождество. Тодор, едва державшийся на ногах, хотел во что бы то ни стало навестить чичу Луку. На Божич Дан он отправился туда пешком, поужинал с ними, переночевал, на другой день почувствовал себя совсем слабым, едва-едва добрался до госпиталя и замертво свалился. Лежал он 15 дней почти сплошь в забытьи. Когда новый доктор Ивкович держал его за пульс, Тодор ловил его руки и молил: «Помогите мне, доктор, спасите меня, я серб, я пишу стихи, я хочу жить во что бы то ни стало»… Доктор успокаивал его несколькими словами и шел дальше. Ухаживал за Тодором санитар Люба Златич, добродушный молодой торговец из Ужицы. Он искренно привязался к больному, который давал ему читать свой дневник. Люба обкладывал Тодора снегом и льдом и утешал цитатами из его собственных записей и стихов.

9 января Тодор сразу почувствовал себя лучше и первым делом хотел взяться за свой дневник, но от слабости рука не могла еще водить карандашом. Поглядевшись в зеркало, которое принес ему, по его просьбе, Люба, он испугался того, что увидел там: кости да кожа.

О, како мие лице жуто,

А чело постало бледуняво круто.

Очи изгубиле пола свого сьяя.

Од тифуса боле и од уздисала…^{6}

Так писал Тодор 10 января. Он проникся к себе большой нежностью и плакал в постели по дому и семье:

Кад бих био птица, да расширим крыла,

Па тек да се винем до мог дома мила.

Да погледам кучу и да видим жену,

Како горко дели горку судбу нену.

Кучо моя, кучо! Дома лепи, дома

Нигде нема лепше…^{7}

И под этими строками он подписывал: «Тодор Бедный». Его почитатель Люба не мог уже познакомиться с этими стихами: 10-го он лежал в тифозной горячке, а через неделю умер.

Сербия была в это время уже совершенно очищена от австрийских войск. Между тем в госпиталь все время продолжали прибывать австрийцы, больные и раненые. Когда заболел доктор Ивкович, в больнице не осталось врача. Лечили только санитары. В конце февраля Тодор оправился совсем и снова занялся уходом за больными – в течение нескольких недель.

30 марта ему удалось выехать из Валиева в Ниш. Он поступил, как техник, на постройку железной дороги из Ниша в Княжевац. Ниш представлял собою военный муравейник. Жизнь била ключом, и почти все казались богаче, чем были на самом деле. Город кишел пленными. Приписанные к какой-либо казарме, они свободно гуляли по улицам города. Всюду слышались австро-венгерские языки и наречия. Только несколько сот пленных офицеров содержались в казарме под охраной.

5 апреля Тодор выехал на железнодорожные работы в село Нишевац. Сюда было пригнано для работы множество пленников всех национальностей. Начали с того, что выдали им чистое белье. Однако вши и тут были главным врагом, и борьба с ними отнимала много времени. Железная дорога проводилась вдоль реки Тимок, горами, которые изобилуют змеями. Эта местность славится лучшими солдатами (тимокская дивизия) и красивыми девушками, стройными, как цветы. Солдаты и пленные провожали тимочанок жадными глазами, а они с ужасом глядели на этих людей, покрытых грязью и вшами.