Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг. - [26]

Естественно, среди этих причин первым на ум приходит рабство, и каковы бы ни были моральные недостатки римской системы рабовладения, вызванные ею экономические пороки оказались еще более роковыми для государства. Это была расточительная и непроизводительная система. Из-за нее значительная часть естественного населения империи, ибо оно, вероятно, даже в поздние времена было главным источником рабов, находилось в таком положении, когда оно не только расходовалось и исчезало ужасающими темпами, но и воспроизводилось гораздо медленнее, чем будь оно массой свободных работников. Таким образом постоянно наблюдалась значительная потеря населения, и, безусловно, рабовладельческая система многое сделала для того, чтобы помешать нормальному росту и сделать невозможным восстановление населения после внезапных потерь, например, из-за эпидемий. Рабство также является дорогостоящим средством производства. Доходность инвестированного капитала низка, кроме разве что исключительных случаев, да и стимул к совершенствованию методов производства крайне мал. История южных штатов Америки после Гражданской войны по сравнению с их предыдущей историей показывает это со всей очевидностью. Кроме того, рабство очень быстро приводит к разрушению капитала. В экономическом отношении раб — всего лишь машина. Использование машины имеет тенденцию ее разрушать. Но когда ломается какой-нибудь двигатель, его легко и быстро заменяют, и общая сумма производственных убытков для капитала за счет пришедших в негодность материалов невелика. Большую их часть можно использовать повторно для создания новой машины. Но когда израсходован раб, это не столько капитальные убытки, сколько окончательное уничтожение части общей производительной силы поколения. Его невозможно заменить. Система рабовладения инвестировала значительную долю капитала империи в относительно невыгодной форме и, как правило, быстро расходовала свою производительную силу. Помимо этого, рабовладельчество приводило к сокращению класса свободных работников как в городах, так и в сельской местности. В городах это происходило потому, что она удовлетворяла спрос на труд всех видов и придавала труду одиозный характер — может, не до такой степени, как в южных штатах Америки, но в значительной мере. В сельской местности она давала богатому землевладельцу множество преимуществ перед мелким, так что первому было легко поставить второго в безвыходное положение и полностью поглотить его хозяйство. В результате, хотя класс мелких земледельцев полностью не исчез, все же в некоторых частях империи их осталось очень мало, и повсюду образовались огромные поместья, возделываемые силами рабов, а средний класс — надежный ресурс любого государства — постепенно сходил на нет между очень богатым классом, с одной стороны, и классом рабов и городской черни, с другой. Следует, однако, помнить, что бесспорные дурные последствия рабства заметнее ощущались в ранний, а не в поздний период империи. По мере того как империя близилась к своему концу, экономические условия бессознательно, но неизбежно заставляли ее отказаться от рабства, превратив его в крепостное право, и, хотя эта трансформация не завершилась в дни Рима[58], все же она проделала достаточный путь, чтобы пережить германское завоевание и чтобы стать решительным преимуществом как для государства, так и для раба.

Еще одной важнейшей экономической причиной были общественные игры и бесплатная раздача еды, особенно последнее. Общественные игры чрезвычайно истощали ресурсы государства, но раздача еды была более серьезным злом. Распределение зерна между беднейшими гражданами по цене ниже рыночной, которое началось в конце II века до нашей эры в качестве популистской меры, прекратить было невозможно. Один демагог выступал против другого, и империя была вынуждена продолжать установившуюся практику. В конце концов она привела к регулярному распределению печеного хлеба, а порой и масла, вина, мяса и одежды и постепенно вышла за пределы столицы и охватила крупные и даже мелкие города провинций. Наихудшее ее следствие заключалось не в том, что она сохраняла в городах безработную чернь, которой трудно было найти какое-либо благое применение, хотя ее легко возбуждал любой демагогический призыв. Она имела два еще более пагубных последствия. Основное — правительство за государственный счет постоянно искушало средний класс отказаться от борьбы за существование и уйти в пролетариат. Бедный фермер в трудных обстоятельствах, видя, что никаким упорным трудом он не в силах улучшить свое положение, легко убеждался, что выгоднее сбежать от тяжелой конкуренции в город и в класс либо совершенно непроизводительный, либо производящий самый минимум. Однако сокращение производства — это еще не все. Постоянно растущая доля богатства, производимого каждый год классами, которые остались продуктивными, уничтожалась, не прибавляя ничего к постоянному капиталу империи. Продукция провинций стекалась в города, не принося прибыли за счет налогообложения, которое основывалось главным образом непосредственно на земельном участке. В нормальных условиях продукция ферм идет в город. Но пока ремесленник потребляет пшеницу, он делает ткань, которая возвращается на ферму, содержа в себе общую стоимость пшеницы. Но в Риме экономический результат был ровно таким, как если бы правительство собрало всю продукцию ферм в одну кучу и сожгло. То есть в тот момент, когда империя больше всего нуждалась в том, чтобы развивать средний класс и поощрять накопление ресурсов, государство своими руками уничтожило первое и сделало невозможным второе.