Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг. - [33]

Объяснение этому факту мы найдем на ближайших страницах. Очень поздно, только за несколько лет до войны (а больше всего с конца 1908 г., со времени знаменитой беседы Вильгельма с сотрудником «Daily Telegraph» и вызванной этим страшной бури в Германии), рабочие массы и верхи партии начали с серьезным беспокойством убеждаться в том, что их жизнью и смертью играет неуравновешенный и ограниченный человек, что так называемые «ответственные» руководители германской политики весьма мало перед кем бы то ни было ответственны, словом, даже те, кто мечтал о колониях и умышленно закрывал глаза на очевидный факт близящейся войны, стали понимать, что добиться войны еще не значит добиться колоний, что хотеть колоний мало, — нужно уметь их взять, и что при том положении вещей, какое образовалось внутри и вне государства, лучше бы Германии повременить с решительными выступлениями. Другими словами: к Розе Люксембург, Карлу Либкнехту, Лео Иогихесу и их товарищам стали несколько больше прислушиваться не потому, что убедились в несоответствии войны и захвата колоний с принципами социализма, но потому, что кое-кто со страхом начал понимать, что при подобных Вильгельму руководителях имперской политики Германская империя может потерпеть поражение. Конечно, нечего много распространяться о том, что левое течение имело и иные корни и что далеко не весь германский рабочий класс был «рабочей аристократией» по положению. Низкая в некоторых отраслях заработная плата, тиски нужды, неуверенность в завтрашнем дне, давление налогового пресса, постоянные раздражающие известия о грубейшем обращении с отбывающими воинскую повинность — все это само по себе было почвой, питавшей левые настроения в обширных слоях рабочей массы. Но я тут хочу отметить, что именно внешняя политика стала все более раздражать и беспокоить также нерабочую аристократию» перед войной 1914 г.

Мы теперь подошли к теме, которой трудно было касаться без только что сделанных предварительных пояснений. В первом параграфе этой главы мы рассмотрели ближайшие требования германского финансового капитала в конце XIX в. и подчеркнули, что создание колониальной империи было основным из этих ближайших требований. Во втором параграфе мы напомнили, что единственный громадный и могущественный класс, который еще в момент вступления Вильгельма II на престол, т. е. в 1888 г., стоял на принципиально революционной точке зрения, пережил с тех пор довольно быструю эволюцию, круто изменившую настроения довольно значительной его части; мы видели, что это изменение, в частности, привело к усвоению некоторыми более или менее «положительного» или «смягченного» взгляда на расширение политическими средствами арены действий финансового капитала, на колониальную политику, на необходимость экономического использования и, если нужно, политического захвата новых земель. Теперь мы должны рассмотреть, как воспользовалось фактически германское правительство этими широкими возможностями, таким положением, когда наиболее влиятельные слои капиталистической буржуазии его прямо толкали на активную внешнюю политику, а наиболее влиятельные и многочисленные слои рабочего класса ему в этом не очень препятствовали.

«Путь свободен!» — как бы говорила история Вильгельму II. Но это ему только так казалось. На самом деле путь был полон явных, а еще более скрытых опасностей, одна страшнее другой.

Постараемся уловить характерные черты правительственного механизма, созданного Бисмарком, и его функционирования как при Бисмарке, так и в первые так называемые «счастливые» пятнадцать лет царствования Вильгельма II до образования Антанты.

3. Германская правительственная машина. Руководящие деятели. Князь Бисмарк. «Социальное законодательство». Закон против социалистов. Перелом в истории тарифного законодательства Германии

Могущество Германской империи родилось 18 января 1871 г. в зеркальном зале Версальского дворца и погибло 28 июня 1919 г. в том же зеркальном зале Версальского дворца. Германская империя возникла во время войны и погибла от войны. Вообще, на всем протяжении своего полуторатысячелетнего существования германский народ больше и чаще других западноевропейских народов испытывал непосредственное и непреодолимое воздействие и влияние соседей. Ни одна европейская страна не имела (и не имеет) таких — и так много — могущественных соседей и ни одна в борьбе за свое экономическое и политическое существование не подвергалась такому серьезному риску, в случае неудачной войны, потерять свою самостоятельность. Исторические и географические условия сдавили Германию на сравнительно небольшой территории, и труден был ее долгий исторический путь[21]. Когда в 1871 г., в разгаре победоносной борьбы против Франции, за несколько дней до капитуляции Парижа, прусский король Вильгельм I возложил на себя в занятом им Версале императорскую корону, то этим актом, казалось, былая, многовековая раздробленность уступала место полному национальному единству германского народа, былая слабость сменялась могуществом и славой. Как ни был осторожен и мало склонен к оптимизму первый канцлер новой империи, Бисмарк, но если бы ему предсказали, что его детище просуществует всего 47 лет, то едва ли он этому поверил бы, хотя опасения никогда не покидали его.