Европа и ислам: история непонимания - [68]

«Teucri et Turci»

В Испании последние войны против мавров велись под знаменем крестового похода (cruzada). В отличие от обычных крестовых походов, означавших в это время оборону Европы от турецкой экспансии, испанские экспедиции несли отголоски былых рыцарских подвигов, совершавшихся от Пиренейского полуострова до Сирии. Этой атмосферой пронизаны испанские рыцарские романы: противник-иноверец в них не уступает в благородстве и великодушии герою-христианину, а в битвах межу ними рождаются дружба и взаимоуважение. Этическая и эстетическая «маврофилия» — в будущем одна из составляющих таких понятий, как «экзотизм» и «романтизм», — была лишь одним из аспектов проблемы крестовых походов, как она выглядела в описываемое нами время. «Турок», «неверный», «сарацин» становились персонажами на придворных и уличных праздниках в Европе эпохи европейского Возрождения, а тем самым входили и в фольклор. Мавр в роскошном одеянии и с вызывающей ужас внешностью был действующим лицом многих «тематических турниров» (pas d'armes, pasos honrosos) — подлинных драматических спектаклей, в которых центральное место занимало вооруженное столкновение. В квинтане[34] «сарацин» был целью, в которую соревнующиеся метали копья. Враг христианской церкви, ставший теперь врагом всей Европы, естественным образом оказывался в роли и врага метафизического, и врага шутейного. Он присутствовал отныне в коллективном сознании европейцев, вызывая страх, но одновременно став чем-то привычным.

С другой стороны, если «мавры» и «сарацины» были более или менее знакомы европейцам, если о татарах и мамлюках у последних также сложилось некоторое представление, то турки продолжали оставаться загадкой. В Европе узнали о них в конце XI века благодаря завоеваниям сельджуков, но сведения эти были достаточно туманными. Насколько можно судить по весьма противоречивым источникам того времени, Папа Урбан II на Клермонском соборе определил турок как выходцев из Персии. Неизвестный итало-норманнский рыцарь, автор «Деяний франков» («Gesta Francorum»), хроники начала XII века, ссылаясь на воинскую доблесть турок, выдвинул версию, что они, так же как франки и римляне, происходят от древних троянцев. Таким образом, турки противопоставлялись вероломным graeculi — византийцам, трусливым и продажным. В заключение хронист писал, что лишь принадлежность к «неверным» мешает туркам стать великим народом, предвосхищая «Послание к Мехмеду» Пия II.

С другой стороны, утверждения, что турки могут каким-либо образом быть связаны с народами «благочестивого Энея», вызывали протест у многих гуманистов, считавших, что мусульманские варвары опасны именно тем, что они являлись врагами византийских греков, а следовательно, противниками эллинской культуры. Разорители Константинополя не могли вести свой род от доблестных и великодушных троянцев, — разве что от скифов, безжалостных кочевников древности, о которых античные источники тех времен упоминают с ужасом и отвращением. От скифов для гуманистов естественно было перейти к народу, прославленному своей жестокостью, главному врагу греков и римлян — к тем самым персам, о которых уже упоминал Урбан II. Тот же Петрарка, в канцоне «О aspettata in ciel beata e bella»[35] проводил прямую связь между современным ему крестовым походом и греко-персидскими войнами. Таким образом, столкновение христиан с мусульманами приобретало иные масштабы, иное, уже не религиозное значение: то была борьба между Европой и Азией или, если встать на точку зрения Геродота и Эсхила в «Персах», борьба между цивилизацией и варварством. Основываясь на Геродоте, Эней Сильвий Пикколомини пытался доказать, что турки происходят от скифов. В результате возникала формула, согласно которой ценности Европы, христианства, цивилизации противопоставлялись другим, свойственным Азии, язычеству, варварам. При этом звучали и выступления, направленные против ислама, а точнее, против Корана. Об этом свидетельствуют полемические труды того времени, во многом вдохновленные сочинениями Петра Достопочтенного и Рикольдо да Монтекроче. Речь идет, в частности, о работах «Просеивание Корана» («Cribratio Alchorani») Николая Кузанского и «Против главнейших ошибок неверного Магомета» («Contra principales errores perfidi Machometi») Хуана де Торквемады, написанных соответственно в 1460–1461 и в 1459 годах. Папа Пий II использовал оба эти сочинения в своих работах.

Эльзасец Николай Кребс, родившийся в 1401 году в городе Куза на Мозеле и потому известный под именем Николая Кузанского, разумеется, не питал расположения ни к туркам, ни к мусульманам вообще. В 1432 году, во время Базельского собора (а это была эпоха возрождения «мирских наук», humanae litterae, когда гуманисты путешествовали по монастырям Европы в поисках латинских и греческих рукописей), он случайно натолкнулся на латинский перевод Корана, выполненный Робертом Кеттонским — бесценный результат гигантской работы, проделанной в Толедо почти тремя веками ранее. Позже, будучи папским легатом в Константинополе (накануне его взятия турками), Николай Кузанский поручил монахам — доминиканцам и францисканцам — заняться новыми переводами священной книги.