Еврейское остроумие. Десять заповедей - [17]
Мое слабое перо не берется описать, что перенес Фишл в продолжение семи месяцев мыканья по разным цадикам, знахарям и другим шарлатанам доморощенной медицины. С непостижимым терпением переносил он всевозможные пытки, душевные и физические, не теряя надежды, что настанет время, когда люди образумятся и единогласно признают его настоящим мессией.
В не менее критическом положении находился и Эля. Его грызло сомнение в действительности своего и Фишла призвания. «Если, — рассуждал он, — мессия явился в лице Фишла, то неужели он не мог бы освободиться от власти каких‑нибудь невежественных упрямцев? За него должен был бы заступиться сам Бог». На все вопросы любопытных, пожелавших узнать подробности происшествия с Харифом, Эля оставался нем как рыба. Он уже начал терять веру в высокое назначение Фишла, а тем более в свою священную миссию. «Какой я Илья — пророк, — думал Эля и терзал себя мысленно. — Дурак я — вот что! Надо мной подшутила судьба, а я, простофиля, зазнался. Знай сверчок свой шесток…»
Местечко N спало крепким сном. На дворе стояла зимняя январская ночь. Небо вызвездилось и сыпало изумрудом по хрустевшему снегу. Мороз налегал на землю, леденя воду и расписывая причудливые узоры на окнах домов. Нигде не видно было огня. Только в избе сапожника светилось. Над раскрытой Библией сидел Эля, но взор его не был устремлен в книгу, а блуждал в пространстве, а мысли его еще дальше. В нем происходила реакция. Трудно отрешиться разом от того, во что прежде верил глубоко, искренне…
Эле вдруг почудилось, что к нему стучатся в дверь. Он стал прислушиваться: точно. «Кто бы мог быть этот поздний посетитель?» — подумал Эля и направился к двери. Пред ним предстал человек в жалкой шинелишке, в калошах на босу ногу и с теплым платком на голове вместо шапки. Он постоял с минуту и бросился к Эле на шею.
То был Фишл Хариф…
Первые слова, которыми он встретил своего друга, были: «Будь ты проклинаем, а не проклинающим», — сказано в Талмуде. «Будь ты из тех, которые преследуются, а не из преследующих. Кто смиренно принимает обиду, кто делает добро из любви, кто утешает себя в горе — все эти друзья Бога, и о них говорит Писание, что они будут блистать подобно солнцу в его блеске…»
Незаметно прошла для них ночь в бурной беседе о пережитых страданиях и приветливо улыбающейся будущности.
Когда наступило утро, Эля собрался в путь.
Вот план, обдуманный ими для начала своих действий.
Так как в губернском городе, где произошло описываемое мною событие, предстояла большая ярмарка, на которую обыкновенно съезжается масса евреев со всех мест их оседлости, то сюда и откомандировал Фишл своего адъюнкта для распространения мессианства, а сам спрятался от своих преследователей в доме Эли, дожидаясь его возвращения оттуда с вестями, какое впечатление произвело на их единоверцев радостное известие о пришествии мессии… И таким образом мы приблизились к самому началу рассказа, к тому моменту, когда Эля стоял визави с грозным швейцаром г — на губернатора.
Добился ли Эля свидания с губернатором и успел ли он убедить начальника губернии в том, что пришло мессианское время, — неизвестно. Только об одном последствии этого шага Эли мы умолчать не должны: Фишл опять очутился в доме «нищих духом».
Фишл Хариф пробыл две недели в доме умалишенных и умер. Не выдержала его хилая натура стольких физических и душевных испытаний… Это было невообразимым ударом для Эли, которого через несколько дней после смерти Фишла нашли в сарае повесившимся. Его жену и двоих детей приютил у себя бывший принципал и учитель, а впоследствии конкурент покойника — реб Перец Летучая Мышь, который, как говорят, сделался еще более склонным к мечтательности, а в последнее время стал впадать в мистицизм.
Огромным пластом еврейской культуры являются всевозможные притчи и загадки. Их возникновение связывают с учителями Традиции. В иудаизме было несколько течений и множество школ.
Религиозно — мистическое движение хасидов возникло в конце 30–х годов XVIII века в Польше и в Украине. Взяв за основу каббалистическую традицию, восточно — европейские евреи создали новую духовную школу внутри ортодоксального иудаизма. Появление хасидизма связано с выдающейся фигурой — Израэлем бен Елиезером (ок. 1700–1769), прозванным Бааль Шем Товом (Владеющим Благим Именем (Божьим), сокращенно — БЕШТ). Его имя овеяно легендами, он прославился как целитель и чудотворец.
После долгого периода странствий он обосновался в 1740 году в Меджибоже, где и образовал свою общину. Его популярность была неслыханной, и не только среди людей духовных, которых, как известно, меньшинство. Им восхищались простые люди, ведь он говорил мудрые вещи понятным им языком. Город быстро стал местом массового паломничества, и вскоре хасидское движение охватило всю Восточную Европу. К концу жизни великого учителя у него было свыше десяти тысяч последователей.
Преемником БЕШТа стал его ближайший ученик, ребе Дов Бэр из Межерича — Великий Маггид (ум. 1772). Именно он разработал теоретические основы учения хасидизма. Наиболее самобытный характер хасидизм получил в Аитве и в Белоруссии, где его развитие связано с деятельностью Шнеура Залмана из Аяд, Старого ребе (ум. 1813) — родоначальника династии хасидских раввинов Шнеерсонов, которая здравствует по сей день и стоит у истоков известного во всем мире еврейского движения ХАББАД. Хасидизм легко и прочно вошел в систему иудейской религии, как способ практической мистики.
