Еврей Петра Великого - [33]

По обе стороны реки готовились учинить расправу над русскими более двухсот тысяч вооруженных людей, усиленных ста шестьюдесятью артиллерийскими орудиями. Окруженным оставалось либо сдаться, либо умереть. Турки тоже располагали двумя возможностями: либо атаковать всеми силами, либо ждать, пока голод превратит русский лагерь в кладбище. Но если б русским и удалось вырваться из клещей, они, преследуемые по пятам турками, не сумели бы выйти живьем из безводных степей, на пять дней пути раскинувшихся между Прутом и Днестром.

Петр решил умереть в бою. Приказав своим генералам готовиться на другой день к атаке и прорыву, он закрылся в своем шатре и велел никого к себе не пускать.

Екатерина не желала смерти ни для себя, ни для Петра. Собственной волею созвала она военный совет в своем шатре, неподалеку от царского. Приглашены были довереннейшие генералы во главе с испытанным Шереметевым и министры: граф Головкин и барон Шафиров, лис хитрейший. В противовес гибели царя и армии царица, женщина рождения низкого и склада практического, намеревалась предложить туркам мир на любых условиях. Не позора важно было сейчас избежать, а смерти: государственный позор смываем, как грязь с портов, была бы портомоя искусна в своем деле. А мертвой рукой и соринку с рукава не сощелкнешь.

К Екатерине шли, проходя мимо Петрова шатра как мимо пустого места: царя как бы более не существовало. Царем была сейчас — царица, спокойная и ровная, уверенная то ли в себе, то ли в своей судьбе. А больше ни в чем и нельзя было быть уверенным — здесь, в пушечном грохоте, прорехи в котором закрывал, заливал бешеный рев подступающего неприятеля.

Первым явился Шафиров — в аккуратно вычищенном немецком платье, в высоком парике. Екатерина указала ему сесть, и он понуро опустился на стул на полпути от входа к хозяйскому месту.

— Сядьте поближе! — сказала Екатерина, с любопытством разглядывая этого толстого еврея, его большое лицо с выпуклыми, наглыми и умными глазами.

Коротко вздохнув и поджав губы, Шафиров пересел.

— Ведь вы, барон, дипломат, — сказала Екатерина с легким немецким акцентом. — Наш лучший русский дипломат… Кому ж, как не вам, вести с турками переговоры о немедленном мире? — Подойдя, положив пухлую белую руку на его плечо, она близко нагнулась к нему и добавила еле слышно: — Спасите царя, барон! Спасите Россию!

— Это вы отменный дипломат, Ваше Величество! — скосив глаза на царицыну руку и тихонько покачивая головой, сказал Шафиров. — Иначе вы оценили бы мои скромные заслуги лишь по достоинству… Великий визирь захочет в обмен на мир Бог знает чего. — Отведя наконец взгляд от руки Екатерины, он вопросительно взглянул ей в лицо.

— Разумеется, разумеется… — медленно опустила веки Екатерина. — Нас устроит все, кроме капитуляции. Ведь едва ли они захотят Москву, как вы думаете?

— Карл — союзник султана, — сказал Шафиров и, вытянув губы трубочкой, сделал паузу. — Москву — нет, но Санкт-Петербург они могут потребовать, не говоря уже о южных приобретениях… Но может быть, удастся что-нибудь выторговать.

— Кто может санкционировать такие уступки? — садясь на стул против Шафирова, уже по-деловому спросила Екатерина. — Главнокомандующий Шереметев — может?

— Только Его Величество, — отрицательно повел головой Шафиров.

— Его Величество несколько недомогает, — сложив руки на кругло торчащем животе, сказала царица. — Он, как вам известно, не желает никого видеть.

Шафиров чуть заметно пожал плечами и промолчал.

— Он, может быть, выслушал бы Меншикова, — продолжала Екатерина, — но Александр далеко… Вы, барон, должны попробовать.

— Его Величество не станет меня слушать! — Шафиров поднял руки, как бы обороняясь от самой этой идеи. — Тут нужен человек либо сугубо военный, либо… либо тот, который мог бы просто по-человечески успокоить государя, вывести его из состояния тяжелой, я бы сказал, задумчивости.

— Если вы имеете в виду меня, барон, то ваш план не годится, — ясно глядя на Шафирова, сказала царица. — Петр Алексеевич запретил мне навещать его. А если явится Шереметев, он его, пожалуй, зарубит: Его Величество не владеет собой… Так что же?

— Я знаю, кто! — воскликнул Шафиров и в возбуждении поднялся на ноги. — Лакоста!

— Этот шут? — удивленно спросила Екатерина.

— Это довольно грустный шут, — сказал Шафиров, расхаживая по ковру. — С кем еще и говорить государю в такой час, как не с грустным шутом? Со священником?

— Но он… — неуверенно улыбнулась Екатерина. — Он…

— Я ему все разъясню, Ваше Величество, если вы не возражаете! — с жаром предложил Шафиров. — Поверьте мне, это хорошая идея.

В шатер вошел генерал Алларт; раненая его рука висела на перевязи, цвет чисто выбритого лица был землист.

— Князь Репнин подставил под удар главный обоз, — сказал Алларт тусклым голосом, — две с половиной тысячи карет, колясок и телег взяты неприятелем. Мы остались без провианта и без пороха. Жена Ропа с тремя детьми зарезана.

— Какой ужас! — передернула круглыми плечами Екатерина. — С детьми… А… ваша жена, генерал?

— Я не вожу жену в обозе, — сухо информировал Алларт. — Госпожа Алларт здесь, в моей карете.