Евреи и Талмуд - [5]
Понятно, что такое учение, проникнутое странной, но неоспоримой поэзией, имело во все времена прелесть, способную пленить душу человеческую. Оно привлекало ее тем сильнее, что прямым последствием имело расцвет человеческой гордости в поклонении обожествленному человеку. Действительно, если не было высшего существа, отличного от природы, являвшегося ее создателем, если каждая вещь обладала в известной степени умом и душей, и если Бог есть лишь сумма всех этих сознательных и бессознательных душ мира, то известная иерархия непременно должна существовать между этими душами, из которых каждая является частью Бога, воплотить которого они могут лишь в очень неравной мере. Божественное начало должно проявляться в меньшей мере в камне, нежели в дереве, живущем, дышащем, растущем и умирающем, в дереве в меньшей мере, нежели в животном мыслящем, рассуждающем и действующем, и в животном в меньшей мере, чем в человеке, размышляющем о прошедшем и будущем, постигающем цели природы, исправляющим своей работой и изобретательностью несовершенства этой последней и бесконечно себя совершенствующем. На верху этой лестницы существ стоит человек, несравненно более совершенный и умный, нежели остальные, очевидно, поглощающий наибольшую часть этой Божественной сущности, составляющей вселенную. Очистив небо от всякого высшего себя существа, человек становится действительно богом этого мира, где, все ему представляется низшим и ему подчиненным.
С этого момента все, нравственные основы, на которых утверждалась цивилизация, были в корне, подорваны. Человек, единственный истинный бог природы, не должен более склонять колен перед пустыми и глухими небесами; наоборот, в самом себе, вопрошая свои собственные влечения и инстинкт, он должен искать божество. Свободная воля человеческого существа делалась волей Бога, ей противиться, ее связывать, и дисциплинировать является беззаконием; истинная религия состоит в поклонении и удовлетворении всех похотей человеческих. [19]
Эта религия гордости человеческой, основы которой халдейские ученые изложили три тысячи лет тому назад так же определенно и ясно, как они могли бы быть выражены в ХVIII веке Клодом де Сен-Мартеном, встретилась у левитов с учением совершенно отличного происхождения, но имевшем с этой последней странное сходство: в поклонении гордости расовой. Здесь нам приходится говорить о странном извращении, проникшем даже в среду правоверных евреев, касающемся предназначения Израиля и обетования истинной веры, им полученного.
Пророки не переставали твердить евреям ту истину, что Бог избрал народ еврейский, дабы сделать из него «избранный народ», что Он направлял и охранял его с особенной любовью и что другие народы никогда не были предметом такого постоянного попечения. Эта мысль, не всегда удерживавшая евреев на наклонной плоскости, ведшей к отступничеству, однако, заставляла их убеждаться в их племенном превосходстве.
В силу уверенности, что Божество имело на них особые виды, многие из них верили, что это божественное избрание было справедливой наградой за заслуги их расы. Они рассматривали «завет» сынам Израиля, как договор между двумя силами, закреплявший за евреями, в обмен за их верность, материальное господство над прочими народами; презрение, смешанное с ненавистью, было единственным чувством, которое им внушали другие народы, что же касается до их собственного, то он, в их представлении, возвышался до признания себя «народом-богом» более, нежели «народом Божьим».
Таково было состояние умов большей части обитателей Иудеи, когда пленение открыло им Халдею с ее мудрецами. В то время когда Ассирия, Иран, Мидия и Персия были населены исключительно воинами, когда все способности финикийцев были поглощены торговлей, евреи и халдеи являлись двумя самыми развитыми народами Азии. Несходные во многих отношениях, они были близки по развитию своих образованных кругов: поклонение гордости человеческой, убаюкивавшее халдеев, служение расовой гордости, вдохновлявшее евреев, способствовали их взаимному пониманию и влиянию друг на друга.
В нашу задачу не входит выяснение того, что халдейская философия сначала, а впоследствии персидская, заимствована у левитов. Достаточно будет напомнить, что предание называет учителем Зороастра еврейского пророка Даниила или Эздру, и что, вне сомнения, там надо искать зарождение некоторых возвышенных начал, вытекающих из еврейского единобожия, встречаемых в учении азиатского философа. Обратно, халдейское мышление властно воздействовало на правоверное еврейство и послужило основанием зарождения секты, долженствовавшей видоизменить Израиль и возвратить его имени этимологический смысл: «тот, кто борется с Богом». Это была секта «фарисеев», название которой происходит от еврейского слова «особенный», которое само по себе заставляет думать, об ереси и схизме. [20]
Ни в Писаниях, ни у еврейских историков, до пленения вавилонского нигде не упоминается о фарисеях, а после появления работ Мюнка никем более не оспаривается, что эта секта зародилась именно во время этого пленения, как следствие влияния, которое халдейская философия оказывала на некоторых еврейских ученых, по большей части левитов. Но если выводы Мюнка на этот счет достаточно доказательны, то он, как, нам кажется, недооценивает важность заимствований, сделанных этими учеными евреями из доктрин их учителей. Они в действительности заимствовали от них не только долю суеверий, касавшихся сущности вещей, их перевоплощений и свойств первичных начал, но также и самую основу пантеистического учения, которую они, правда, переделали на еврейский лад и которую постарались согласовать с гордостью «избранного народа». Из этого то вклада халдейского мышления в еврейскую мысль и образовалась Каббала (или предание) фарисеев, долго передаваемая изустно от учителей к ученикам, вдохновившая восемьсот лет спустя изложение Талмуда и нашедшая свое полное выражение в Зефер-ха-Зогаре.
