Евреи и Евразия - [71]

Слишком притягательны противоположные влияния нивелирующей цивилизации сверхкапитализма, чтобы запоздалая пропаганда национального самосохранения могла удержать будущие поколения от присоединения к нынешнему победному бегу троглодита верхом на мотоциклете, другими словами, подрастающий еврейский шовинизм будет своевременно задушен и съеден шовинизмом американским, тоже очень тупым и бездумным, но несравненно более мощным и грозным и обладающим гораздо большей вербующей силой.

В терминах материализма эти крайности шовинистской агитации, которую ведет американско-еврейская полуинтеллигенция и печатным и устным словом, достаточно объяснимы тем поистине отчаянным положением, в которое ставят ее продукцию прекращение иммиграции и угрожающие успехи американизации среди молодежи. Корпорация «жаргонных» писателей, журналистов и актеров многочисленна. Но по мере растраты и вульгаризации российского идейного и культурного наследия, скудость ее духовного багажа становится слишком ощутительной даже на фоне отсталости и малой одаренности Америки, которой ее язык все же открывает широчайшие возможности мирового общения.

Но, конечно, в дальнейших планах вся эта беззастенчивая и бездарная демагогия также восходит к старому, вынесенному из России наследию затхлой социалистической кружковщины. Попав на новую почву, освобожденческие идеалы с неожиданной легкостью приспособились к практике американского делячества. При всей своей прозаической трезвости, американизм, с его своеобразным пониманием социального идеала, с его наивной верой во всемогущество количественных мерок, нашел ответные струны в регистре периферийно-еврейского утопизма и с новой стороны показал его в истинном свете. Эти благоприобретенные черты идейного лика периферии вместе со многими давно знакомыми наиболее ярко выразились в американско-еврейской печати — ее основном создании на новой почве. В ней повышенная социальная возбудимость уживается с верой в оправданность погони за материальными благами; неустанное и беспокойное внимание к вопросам социальной организации и профессиональных интересов — со специфическими особенностями американской печати: нахальной гонкой за сенсациями, пренебрежением к уголовному уложению и систематическим выращиванием инстинктов погони и убийства в городской черни. Эти усилия уже сейчас дают осязаемый результат: для тех, кто помнит предмет всегдашней гордости еврейских идеологов и деятелей в России — трезвость и низкий процент преступности среди русских евреев — будет новостью, что в потрясающей картине американского бандитства и пьянства евреи занимают почетное и прочное место.

Наследие социалистического подполья и легенда о революционно-освободительном движении тщательно культивируются еще и в другом, более близком к ним смысле: они оказывают решающее влияние на взгляды американско-еврейской интеллигенции, буржуазии и рабочих на русский вопрос — вопрос вообще очень актуальный и волнующий в Америке. Человекоистребительные крайности русского коммунизма в умеренных органах еврейской печати осуждаются; но всякие попытки правительства стать на путь активной борьбы с красным интернационалом встречаются энергичным и непримиримым протестом. Тут же, конечно, ведется настойчивая агитация за «признание России», и никто из еврейских деятелей даже не считает нужным соблюдать при этом хоть малейшую осторожность и такт. Имена еврейских участников героической эпопеи большевизма выделяются с чувством законной национальной гордости; что же до текущих революционных дел, то борьба интернационалов, грызня между фракциями старой РСДРП и даже современные склоки между «уклонами» и «линиями» излагают в патриархальных тонах внутриеврейской семейной истории[32].

Рядом с культивированием ультраинтернационалистских начал идет фанатическая проповедь национального самосохранения, — конечно, не в смысле религиозно-культурного самоосознания — об этих пережитках прошлого никто не заикается — а в элементарнейшем, доступном для городской черни виде — безоговорочного расового обособления и слепой нетерпимости к христианству. На высоту безусловной, общенациональной ценности возводится путем беззастенчивой агитации сионистская утопия в ее последней, фашистоидной и насильнической формации. Явление это в стране, не знавшей правового ограничения евреев, и при, в общем, полной удовлетворенности еврейского населения в гражданско-правовом смысле, весьма наглядно опровергает исходную, убежищеискательную доктрину сионизма и с новой стороны изобличает самостоятельное и безотносительное к осуществимости значение утопии как орудия отрицания и разрушения живых тканей общественно-государственной реальности.

Этой стороной своей деятельности та еврейская интеллигенция в Америке, которая не без гордости относит себя к российской культурной традиции, наиболее сближается с экономически, наиболее крепкими кругами еврейской псевдоаристократии, которым эта традиция в лучшем случае ничего не говорит. Эти круги наиболее заражены безграмотными «евгеническими» теориями американских ученых о «высших» и «низших» расах, разделяющими общую участь подобных теорий — развращать и разлагать по-разному, но с одинаковой неизбежностью и «высших», и «низших». В этой среде культурно-житейские традиции американизма и этикетные нормы американского bon ton’a являются предметами слепого подражания, напоминания о свежем восточном происхождении отвергаются с ожесточением, мифы о генеалогических древах, восходящих ко временам войны за независимость или хотя бы гражданской, культивируются с заботливостью. Не брезгуя никакими усилиями, лишь бы получить доступ в касту промышленно-биржевой знати стопроцентно туземного происхождения, эти круги насаждают известного рода антисемитизм по отношению к презренной низшей братии, над которой тяготеет позор открыто признаваемого российско-восточного происхождения.