Эволюция - [33]

Меня пробила крупная дрожь, пальцы скрючились в желании вцепиться ему в лицо и выцарапать его глаза! Но нет, я стою, не шелохнувшись посередине зала с гордо поднятой головой, спиной ощущая жар от тела мужа. Сотни пар глаз прикованы ко мне, сотни пар ушей ждут того, что я скажу.

— Доказательства в моей голове и тэр Шерраск их видел! Я требую провести сканирование памяти нэра Тирнала для подтверждения моих слов! Я требую справедливости! — Перевела свой взгляд на вышеназванного тэра Шерраска. Тот же сидел, положив ногу на ногу, и хмурился. Я явно нарушила его планы. Наконец, он поднялся, и, встав рядом с креслом, с осуждением посмотрел на меня, затем, не меняя своего выражения лица, перевёл взгляд на нэра Тирнала и жёстко сказал:

— Нэр Тирнал, так как обвинение весьма серьёзное, и я действительно располагаю некоей подтверждающей информацией, на время выяснения всех обстоятельств вы отстраняетесь от должности старейшины и лишаетесь всех привилегий по личному распоряжению Повелителя! — и тэр Шерраск продемонстрировал всем присутствующим ромбовидный металлический предмет с прозрачным кристаллом по середине, который доказывал право Шерраска на подобное заявление.

Тирнал оцепенел, широко раздувая ноздри; его кожа стала стремительно менять цвет на серый, а клыки удлинились! Казалось, даже воздух вокруг него наэлектризовался до такой степени, что любого сунувшегося к нему просто убьёт током!

— Тирнал Урс, немедленно возьмите себя в руки! Иначе последствия для вас могут быть плачевными!

Но резкий окрик Шерраска, казалось, только сильнее подстегнул и без того раскалённые до бела нервы бывшего старейшины. Всё это время он смотрел на меня, не отрываясь, буквально впиваясь, острыми как бритва глазами. Секунда — и он, оскалившись, прыгнул на нас с мужем, хищно согнув пальцы на руках, которые стремительно превращались в орудия смерти с острейшими когтями. Он трансформировался в полёте за долю секунды, порвав на себе официальный кипенно-белый костюм, обнажая свою истинную сущность.

Алан в то же мгновение отшвырнул меня в сторону, а сам был оглушён сильнейшим ударом в голову и упал без сознания на древние плиты, покрытые пухом и кровью Аарона.

Но Алан не интересен чудовищу, оно пришло за мной. Всё происходит настолько быстро, что даже охрана не успевает среагировать, и я вижу, словно в замедленной съёмке как Тирнал отталкивается своими мощными лапами и, ощерив клыки, летит на меня; я вижу даже золотистые крапинки в его ярко-красных глазах; отмечаю, что шипы на руках больше, чем у Алана, а на голове есть дополнительные роговые наросты, по форме напоминающие рога Аарона — их острые края сверкают в ярком свете ламп.

Я бесстрастно смотрю на это оскалившееся чудовище и отчётливо понимаю, что он не жилец — он сам подписал себе смертный приговор. Безразличие, холодное и безграничное овладело мной в эти секунды. Я более не испытываю к Тирналу ничего, кроме брезгливого отвращения. Такие как он — жестокие циники, идущие по головам ради своей цели и собственного величия, — не достойны жить, и тем более распоряжаться жизнями других. Я чувствую холод, он вокруг меня, он внутри меня, я и есть он. Я поднимаю руки навстречу летящему на меня монстру, словно желая обнять старого друга. Я улыбаюсь холодной безразличной улыбкой. Она отражается в его глазах. За мгновение до своей смерти Тирнал осознал, что допустил ошибку…много ошибок. Но его главная ошибка, — что он покусился на меня и на мою семью.

Я просто прикасаюсь к центру его груди, и его сердце останавливается, промороженное до состояния ледышки; жар его собственной крови разрушает его мгновенно. Его взгляд, ещё секунду назад полный лютой ненависти, застывает, — из него уходит жизнь, и он сваливается марионеткой лишённой опорных нитей мне под ноги. Я больше не смотрю на него, его больше не существует; всё моё существо устремлено к Алану, всё ещё лежащему без сознания (конечно, ведь прошло не боле пяти секунд).

Я обхожу серую груду, ещё совсем недавно наделённую жизнью и бегу к мужу, сажусь возле него на колени, вслушиваясь в размеренное биение его сердца; отмечаю, что кровь из его носа и ушей больше не льётся; слышу, как позвонки встают на свои места, восстанавливаются хрящи и кровоснабжение. Ты жив моя любовь, всё остальное не важно! Я осторожно провожу кончиками пальцев по линии роста волос, ощущая, как его раскалённая кожа обжигает их. Перевожу взгляд на свою руку, — она всё ещё белоснежная, но уже начали проступать линии вен, и появляется лёгкий персиковый оттенок. Вместе с этим ко мне приходит осознание того, что я только что сотворила.

Я… УБИЛА… Тирнала!.. Убила!!!.. Боже!..Я своими руками убила живое существо с мыслями, чувствами, эмоциями, амбициями, планами на будущее! Да, он был гадким мужчиной и хотел убить меня даже сейчас, видимо осознав, что раз вмешался Повелитель, живым ему не быть. Но назвать свои действия самообороной у меня язык не поворачивается! Я была полностью уверена в своей безопасности и, опережая противника, хладнокровно уничтожила его! Нет, это просто не могла быть я! Не могла! У меня трясутся руки, слёзы потоком льются из глаз так, что я совсем ничего не вижу; тошнота подкатывает к горлу. Мне плохо! Сгибаюсь пополам, и меня выворачивает наизнанку. Горечь во рту, горечь на губах, горечь в душе, а вокруг бедлам: шипение, клёкот, рычание, громкие голоса. Последнее, что я вижу, прежде чем потерять сознание, — пронзительно зелёные глаза мужа, которые с тревогой вглядываются в меня.