Эволюция красоты. Как дарвиновская теория полового отбора объясняет животный мир – и нас самих - [23]

Дарвиновско-фишеровская концепция полового отбора путем выбора полового партнера оказалась по большей части вычеркнута из языка биологии. Быть истинным дарвинистом оказалось попросту невозможно – по лингвистическим причинам.

Причиной искажения интеллектуальной сложности эстетического дарвинизма стала, по крайней мере отчасти, вера многих ученых в то, что унификация понятий есть великая научная добродетель, а разработка меньших по числу, но более широких и универсальных в применении сингулярных теорий, законов и систем взглядов является фундаментальной целью науки как таковой. Иногда научная унификация действительно становится благом, но она обречена на провал, когда в процессе этой унификации характерные, самостоятельные свойства частных явлений игнорируются или нивелируются ради приведения к общему знаменателю. Попытки оправдать какой-то феномен, вместо того чтобы объяснить его на основе отдельного внимательного рассмотрения его особенностей, приводит к неизбежной потере интеллектуального содержания любой концепции.

Утверждая, что эволюция путем выбора полового партнера – это самостоятельный процесс со своей особой внутренней логикой, Дарвин восставал против неумеренного научного и интеллектуального стремления к упрощению и унификации. Само собой, многие противники Дарвина в его Викторианскую эпоху были новообращенными адептами материального эволюционизма, только что отвергнувшими религиозное единобожие. Вероятно, исторический монотеизм стал основой для их предрасположенности к принятию нового мировоззрения, в котором всемогущий Бог был замещен другой единой всемогущей идеей – естественным отбором. На самом деле, современным адаптационистам тоже следовало бы задать себе вопрос – почему они испытывают неодолимую потребность объяснять все природные явления одной-единственной теорией или процессом. Не является ли эта тяга к научной унификации всего лишь фантомом монотеизма, так и не изгнанным из современной науки? И это еще одно следствие действительно опасной идеи Дарвина.

Если эволюционная биология намерена принять истинно дарвиновскую точку зрения[53], она должна вслед за Дарвином признать, что естественный и половой отборы – это два самостоятельных эволюционных механизма. При таком подходе адаптивный выбор полового партнера – это процесс, возникающий из взаимодействия полового и естественного отборов. Именно такой терминологии я и намерен придерживаться в этой книге.

Чтобы лучше разобраться в эволюции красоты и в подходах к ее изучению, взглянем поближе на сексуальную жизнь птиц. И начать это лучше всего с «в высшей степени интересного», по признанию Дарвина, фазана-аргуса.

Глава 2. Красота без причин

В холмистых дождевых лесах Малайского полуострова, Суматры и Борнео обитает одно из наиболее выдающихся с эстетической точки зрения животных на всей планете – фазан-аргус (Argusianus grayi), которого Дарвин упомянул как «хороший пример того, что наиболее утонченная красота может служить половым очарованием и ни для какой другой цели»[54].

Самка аргуса – крупная, плотная, с тускловатым оперением маскирующей окраски, которое тем не менее покрыто сложным извилистым узором из шоколадно-коричневых, каштановых, черных и охристых завитков. Ноги у нее ярко-красные, а сквозь редкие перья на передней части головы просвечивает синевато-серая кожа. Самец аргуса, на первый взгляд, отличается от самки главным образом сильно удлиненными перьями крыльев и хвоста, которые тянутся позади него более чем на ярд. В целом длина тела самца аргуса от кончика клюва до кончика хвоста составляет около шести футов. Но если оставить в стороне длину, оперение самца кажется весьма похожим на неброский наряд самки и особенно сильного впечатления не производит. Его истинное очарование остается скрытым и обнаруживает себя лишь в самые ответственные моменты ухаживания за самкой, которые за пределами зоопарков посчастливилось наблюдать лишь очень и очень немногим людям.

Увидеть аргуса в природе крайне трудно. Эти птицы чрезвычайно осторожны и скрываются в лесу при первых же признаках приближения человека. Известный орнитолог и страстный любитель фазанов Уильям Биб в начале XX века был одним из первых исследователей, кому довелось увидеть брачную демонстрацию аргуса в природе. Биб был куратором Нью-Йоркского зоологического общества, который впоследствии снискал себе всемирную известность в связи с его исследованиями океанских глубин с использованием батисферы – примитивного устройства для глубоководных погружений. Своего первого аргуса-самца Биб увидел на Борнео, когда тот вышел на илистый пригорок, чтобы попить из лужицы дождевой воды, скопившейся на месте лежки дикого кабана. Эту первую встречу с аргусом Биб описал в вышедшей в 1922 году «Монографии о фазанах» в самых восторженных выражениях, как нельзя лучше отражающих торжество гордого своим успехом бердвотчера и авантюриста-американца времен расцвета колониальной эры: «При всей мимолетности этого зрелища я испытал чувство своего великого превосходства над моими белыми собратьями по всему миру, которым не довелось видеть аргуса в его природном обиталище».