Эволюция Кэлпурнии Тейт - [3]

Он достал из ящика письменного стола красную кожаную записную книжку с надписью на обложке: «Привет из Остина».

– Кэлли Ви, – сказал он, – у меня для тебя кое-что есть. Глянь, совсем новенькая. Начинай вести Дневник научных наблюдений. Ты становишься заправским натуралистом.

Что такое натуралист? Я точно не знала, но решила посвятить остаток лета тому, чтобы им стать. Если надо просто записывать всё, что видишь вокруг, то я справлюсь. Теперь, когда у меня появился Дневник, я стала многое замечать.

Мой первый отчёт был о собаках. В жару они валялись в грязи, не подавая признаков жизни. Когда мои младшие братишки от скуки принимались тыкать в них палками, они даже головы не поднимали. Их хватало только на то, чтобы полакать воды из корыта и плюхнуться, поднимая клубы пыли, обратно в неглубокую ложбинку в тени. Папиного лучшего охотничьего пса Аякса не разбудил бы даже ружейный выстрел над самым ухом. Аякс спал, вывалив наружу язык. Я даже смогла пересчитать все зубы у него в пасти и обнаружила, что собачье нёбо прорезает глубокая складка, уходящая в глотку. Без сомнения, охотничья добыча, если попадает в пасть, становится обедом и движется только в одном направлении. Я занесла это в свой Дневник.

Еще я заметила, что выражение собачьей морды во многом определяется движением бровей. Я записала: «Почему у собак есть брови? Зачем собакам брови?»

Спросила Гарри, но он не знал. Посоветовал узнать у деда – он понимает в такого рода вещах.

Но я не стану спрашивать дедушку. У него у самого густые лохматые брови, как у дракона. Дедушка ужасно важный; кто я такая, чтобы к нему приставать? Кажется, он со мной вообще ни разу не разговаривал. Не вполне уверена, что он знает, как меня зовут.

Займусь лучше птицами. Почему-то в этом году у нас полно кардиналов. Гарри заставил меня задуматься, когда сказал, что в этом году отличный урожай кардиналов. Мы же никак не можем их использовать, разве что развесить их яркие тушки по деревьям вдоль дороги вместо рождественских украшений. Из-за засухи количество обычного корма – семян и ягод – сильно уменьшилось, так что самцы яростно ссорились за каждое дерево. Я нашла в кустах мёртвого покалеченного самца – удивительное и печальное зрелище. А однажды утром прямо рядом со мной на спинку плетёного стула на нашей веранде уселась самочка. Я боялась пошевелиться. Так близко, что можно дотронуться. Серо-коричневый комок свисал из её оранжево-розового клюва. Похоже, это был крошечный, размером с напёрсток, полумёртвый мышонок.

Я рассказала об этом за ужином.

– Кардиналы не ловят мышей, Кэлпурния, – отозвался отец. – Они едят растительную пищу. Сэм Хьюстон, передай-ка мне картофель.

– Я просто рассказываю, что случилось, сэр, – запинаясь, ответила я и сама на себя разозлилась: почему не смогла отстоять то, что видела собственными глазами?

Мне претила сама мысль о том, что кардиналы пытаются выжить таким неестественным способом. Так и до каннибализма дойти можно. Перед сном я взяла овса из конюшни и рассыпала по дорожке. И записала в Дневнике: «Сколько кардиналов останется к следующему году при такой нехватке пищи? Не забыть посчитать».

Ещё я написала, что видела этим летом два совсем разных вида кузнечиков. Обычно у нас встречались проворные маленькие изумрудно-зелёные кузнечики в чёрную крапинку. А теперь появились гигантские ярко-жёлтые, раза в два крупнее зелёных, довольно вялые и такие толстые, что под их тяжестью пригибалась трава. Я таких раньше никогда не видела. Я опросила всех в доме (кроме деда), откуда взялись эти странные жёлтые насекомые, но никто не знал. И никого это не интересовало.

Оставалось одно. Я собралась с духом и пошла в дедушкину лабораторию. Я отодвинула мешковину, служившую дверью, и, дрожа, замерла на пороге. Дед удивлённо взглянул на меня поверх стола. Он как раз разливал грязно-коричневую жидкость по разным мензуркам и ретортам. Он не пригласил меня войти. Запинаясь, я пробормотала свой вопрос про кузнечиков. Дедушка смотрел на меня, словно не понимая, откуда я взялась.

– Так, – неторопливо произнёс он наконец. – Думаю, такая умница-девочка, как ты, разберётся сама. Возвращайся, когда догадаешься.

Он отвернулся и начал что-то писать в большой тетради. Так-то. Похоже на разговор с драконом? Толку мало. С одной стороны, он не пыхнул в меня огнём, с другой стороны, ничем не помог. Вдруг он разозлился, что я прервала его работу? Нет, говорил вполне вежливо. Надо было пойти с Гарри, он бы обратил на нас больше внимания. Я-то знала, над чем он работает. Почему-то дед вбил себе в голову, что из пекановых орехов можно гнать виски. Он, вероятно, считал, что раз из простецкой кукурузы и скромной картошки можно получить спиртное, то из благородного пекана и подавно. Бог свидетель, пекана у нас было сколько угодно, целых шестьдесят акров.

Я ушла к себе в комнату размышлять над загадкой кузнечиков. На столике возле кровати у меня стояла банка с одним из мелких зелёных кузнечиков. Я уставилась на банку в ожидании вдохновения. Я так и не смогла поймать большого жёлтого, хотя они и двигались медленнее.