Эволюция - [17]

Летопись окаменелостей была фрагментарной и избирательной. На протяжении всего этого времени появлялись чудовища и чудеса, о существовании которых ни один человек никогда и ничего не узнает — вроде этих огромных летунов.

Нежнейшим движением своих огромных вытянутых пальцев передних конечностей кит заложил вираж и подплыл к особенно богатому пласту воздушного планктона.

Для Пурги жестокая ночь ещё не кончилась.

Несмотря на потерю Второго, она продолжила кормиться. Выбора просто не было. Смерть была обычным делом; жизнь продолжалась. Времени печалиться просто не оставалось.

Но, когда она вернулась к своей норе, навстречу ей из темноты вынырнула маленькая узкая мордочка с подёргивающимся подвижным носом, ясными чёрными глазами и дрожащими вибриссами: один из представителей её вида, другой самец.

Она зашипела и отстранилась от входа в нору. Она могла ощущать запах крови. Крови своих детёнышей.

Это случилось снова. Без колебаний Пурга бросилась на самца. Но он был жирным и сильным — очевидно, он умело искал пищу — и он легко оттеснил её.

В отчаянии она выбежала навстречу опасному рассвету, где уже начали шевелиться громадные динозавры, а воздух резонировал от первых далёких криков гадрозавров. Она добежала до старого папоротника, который знала, близ корней которого земля была рыхлой и сыпучей. Она быстро закопалась, не обращая внимания на влажных и копошащихся червей и жуков. Оказавшись в безопасности в своём земляном коконе, она легла, дрожа и пытаясь выбросить из головы страшный запах крови своих детёнышей.

Странный самец, обнаружив запаховые метки Пурги — запах плодовитой самки — проследовал по ним до её норы, тщательно покрывая её метки своими собственными, чтобы скрыть её от любых других самцов.

Когда он влез в нору, детёныши окружили чужака, ощущаемый им запах того-же-самого-вида подавил предупреждающую ауру не-моей-семьи. По запаху следов шерсти и экскрементов он ощущал, здесь живёт здоровая, плодовитая самка. Ему была нужна самка, но не её детёныши. Они не пахли им самим; у них не было с ним ничего общего. Без них у самки будет намного больше стимулов вырастить выводок, который будет у неё от него.

Для самца всё это было совершенно логичным. Два более крупных детёныша ощупывали ртами его живот в поисках молока, даже когда самец уже поглощал их младшую сестру.

Следующей ночью самец вновь нашёл её по запаховому следу. Он всё ещё вонял её мёртвыми детёнышами, утраченной частью её самой. Она жестоко отогнала его.

Прошло ещё две ночи, прежде чем она приняла его ухаживания. Вскоре её тело начнёт инкубировать его потомство.

Было трудно.

Но такова жизнь.

Пурга вряд ли утешилась бы, если бы узнала, что этот дикий пейзаж, поглотивший два её выводка, вскоре будет переполнен волнами страдания и смерти, которые затмят всё, что ей когда-либо пришлось вынести.

IV

Теперь Земля уже была внутри раздувающегося газопылевого облака кометы, разреженного облака газов, которое непосредственно окружало ядро.

По всей ночной стороне Земли можно было увидеть хвост, вытянувшийся в направлении от солнца. Всё выглядело так, словно планета плыла в искрящемся тоннеле. Небо сверкало от метеоров, крошечных частиц кометы, падающих без всяких последствий в верхние слои атмосферы и устраивающих световое шоу для случайных взглядов ничем не обеспокоенных динозавров.

Но ядро кометы было крупнее любого метеора. Оно летело со скоростью двадцать километров в секунду, на космических скоростях. Оно уже пересекло орбиту Луны.

Оттуда ему требовалось всего лишь пять часов, чтобы достичь Земли.

Всю ночь напролёт птицы и птерозавры выражали голосами своё замешательство; днём они резко умолкли из-за истощения. Новому огню в небе не нашлось места в их нервных программах, и их тревога достигла уже глубинного клеточного уровня. В мелководных морях бесконечный свет также тревожил планктон и более крупных существ вроде крабов и креветок; циничные охотники рифов питались хорошо.

Лишь большие динозавры оставались невозмутимыми. Свет кометы не вызвал никаких изменений в температуре воздуха, поэтому, когда наступила настоящая ночь, они впали в обычное для них вялое состояние. В последнюю ночь своего правления, продолжавшегося почти двести миллионов лет, правители Земли спали спокойно.

Если бы не яйца тираннозавра, молодой гиганотозавр заметил бы потревоженного троодона ещё раньше. Он тихо искал добычу среди зелёных теней с подветренной стороны гор. Его имя означало Гигант.

Лес здесь был редкий, его образовывали араукарии с веретенообразными кронами и древовидные папоротники, растущие там и тут на земле, усеянной камнями вулканического происхождения. Всё вокруг было неподвижным. Все, кто мог спрятаться, уже спрятались; прочие замерли и сохраняли неподвижность, надеясь, что тень смерти минует их.

Он подошёл к куче мха и лишайника. На первый взгляд она была похожа на кучу мусора, случайно наваленную ветром или проходящими мимо животными. Но Гигант распознал характерные царапины, давнишний запах пожирателя мяса.

Это было гнездо.

Урча от предвкушения, он опустился на гнездо и начал разрушать его короткими передними лапами. Когда показались яйца, Гигант с хирургической точностью воткнул свой когтистый большой палец в вершину самого крупного из них. Он вытянул зародыша головой вперёд. Когда на нём обсохли слизь и желток, а аляповатые цвета стали ярче, Гигант увидел, как птенец слегка корчится, и даже увидел, как бьётся его крошечное сердце.