Эвиал - [136]

Я баюкаю ветер как больного ребенка.

Я боюсь.

Как долго можно стоять на краю? А жить? Мне жаль дозорных в степи — они живут ради мига, который так просто пропустить, который так часто заканчивается смертью. Это не подвиг — стоять у предела, каким бы он ни был. Это просто неправильно, потому что ни один предел не будет ждать. Но я стою. Потому что стоит он. Пока еще. Все еще.

За моими плечами вечность. Вечность, данная каждому. Вечность, рассчитанная только на одну вещь — на то, чтоб ее прожить. И не важно, во сколько мгновений, лет или тысячелетий можно уложиться. Вечность, за которую надо успеть все. И умереть — тоже. Потому что это всего лишь шаг — за Пределы. За все разом. Я не верю в это. Но хочу. И… поэтому я расскажу себе сказку. И постараюсь к ней привыкнуть. Вера — бесценный дар, которым я никогда на обладала. Наверное, его все-таки нельзя ни украсть, ни придумать. Но я попробую. Потому что с Силой, которую дает вера, мало что сравниться даже из Сил истинных.

Он говорит. Его слова могли бы быть смешными, если бы не были столь страшны. Ему нужна самая малость — двери, которые откроют изнутри. Это вроде не приятие духа, не убийство и даже не ложь. Ведь это так просто. Ты, хозяин, встань и впусти гостя… А что будет потом… полно, ты получишь и подарок, и награду, и даже возможность уйти, и Силу, и Силу тоже, ведь на что еще можно купить тех, кто… Посмотри на них. Кто… зачем… и стоит ли? И если… это ведь не сложно. Так ведь будет даже лучше. Они получат… не успеют… и… Спаситель ведь умеет прощать, правда?

Он не думает, на что мне, Дарре, одной из Шести, Спаситель. Не думаю, что он знает, кому говорит. Он просто очень хочет войти, и ему все равно настолько, что обещания могут и не оказаться ложью. И я снова, в который раз, спрашиваю себя, кто еще… ведь должен же, должен быть… Тот, кто сумеет, достаточно обреченный, чтобы согласиться, достаточно злой или обиженный, для того чтобы допустить. Где? Кто? Я снова и снова гоняю ветер, но он не приносит ответа.

Пожалуй, это почти смешно. И не очень осмысленно. Но… остановиться страшно. Еще страшнее, чем слушать, как трещит под его ударами Межреальность, откупаясь мирами, отступая в сторону. А не слушать нельзя. Не слушая… слишком просто опоздать. И тогда все, это все будет зря, зря, зря…

Если широко расставить руки, можно попробовать обнять мир. Когда-то это получалось всегда. Сейчас… Я стала слишком мало верить себе. И, в очередной раз пытаясь обнять мир, я замирала с раскинутыми руками и не решалась выбрать, то ли приходящие ощущения — отблески угасающей силы, то ли просто память тела, вгрызшаяся так же намертво, как и привычка этого не очень-то и удобного жеста.

Слишком мало верить себе. Может, именно в этом и вся беда? Ведь как тогда верить еще кому-то? Тем более — ему. Да, везде свои плюсы, равно как и минусы. Ведь если на этом держится моя стойкость… стоп. Хватит. Хватит! Иначе то, что я сделаю, я делаю с собой…

— Аххи, — тихо говорю в никуда, зная, что он услышит.

— Дарра? — вздыхает камень, выпуская его, низкорослого, кряжистого, крепкого, как скалы, и столь же равнодушного. До странного, ненормально похожего на гномов, которые не так уж часто, но все-таки жили в его пещерах.

Я не знаю, о чем с ним говорить, даже зачем я его позвала. Просто в один сверкающий миг звенящего одиночества стало слишком много для меня одной, а компания его скорее усугубляла, чем исправляла дело. Но он пришел, неожиданно, сразу, будто бы только и ждал моих слов, будто бы уже шел сам. Зачем? И шел ли?

— Аххи… Как вы там?

— Ничего, — насмешливо качает он головой. — Зачем спрашивать то, что ты и так знаешь?

— Наверное, просто чтобы спросить, — честно отвечаю я.

— И то дело.

Странно, у нас так мало общего, всегда было, да и будет… Бесконечность дорог и промозглый ветер перекрестков — мои. И его темные пещеры, где слышны вздохи земли, если слушать умело, и деловитый перезвон метала и камня, если просто. Но здесь и сейчас мы понимали друг друга с полу слова, и мне и в голову не пришло звать кого-то другого. И ладно бы Шаадана, отношения с которым всегда были капочку натянуты, так и видеть здесь Сиррина или Зенду хотелось ни чуть не больше. Разве что услышать пару слов полубезумного Уккарона…

— А я вот тоже пришел…

— Зачем? — улыбаюсь я.

— Поговорить, конечно, — серьезно смотрит он, но как-то печально и насмешливо.

— Зря, — тихо отвечаю я. — Все, что должно…

— Давным давно было сказано, — заканчивает он. — Знаю.

Как и я. Но… это не мешает. Скорее наоборот. Только теперь, только здесь и сейчас это стало по-настоящему нужно.

— Ты устала, — он не спрашивает, он утверждает.

— Да, наверное.

От его слов хочется зябко кутаться в тьму и огонь — и плакать. Я, Дарра… плакать, как маленькая девочка, слишком долго стоявшая в темноте в страшном подвале одна и наконец нашедшая кого-то, кто разделит с ней страх и одиночество… Не за этим ли пришел сюда и Аххи?

— Все слушаешь?

— Ты же знаешь.

— Я вот тоже начал, — неожиданно сказал он.

— И как? — с любопытством спрашиваю я.

— Гадость, — сплевывает он в костер. — Но затягивающая, однако.