Эверест-82 - [9]

Институт медико — биологических проблем не сдавался долго, но Тамм под свою ответственность и с ограничениями по высоте добился выезда Мысловского в Непал. Трощиненко тоже поехал, но уже не восходителем, а заместителем Евгения Игоревича по хозяйству, а на месте, в базовом лагере, ему было поручено еще одно хлопотное дело — следить за дорогой по ледопаду Кхумбу. Трощиненко поднимался до 6100, а мог, вероятно, и выше и чувствовал себя прекрасно, но… это мы знаем теперь, а тогда — тогда надо было перекраивать четверки. Только накануне отлета оргкомитет устанавливает окончательный состав экспедиции.

Команда отправилась в Непал, мелькнула на экране в аэропорту Лукла (о нем еще предстоит рассказать) и надолго исчезла с телевизионного экрана. В газетах после обнадеживающего молчания появились короткие сообщения корреспондента ТАСС Ю. Родионова из Катманду. Все по плану… Погода не очень, но продвигаются вверх, устанавливая лагеря…

Потом молчание, а затем победные сообщения: первые Балыбердин-Мысловский; отчаянное ночное восхождение Бершов-Туркевич; Иванов-Ефимов — днем; Валиев-Хрищатый — опять ночью, и, наконец, Хомутов-Пучков-Голодов! Четвертого мая начали, к девятому — на вершине побывало одиннадцать человек. Потом — в связи с ухудшением погоды решено прекратить…

Молодцы! — думали мы и рассуждали, постепенно обретая самоуверенность: А почему только одиннадцать? Почему не все с запасными, доктором и тренерами? Почему, если все так гладко и весело?

Правда, после подъема Валиева и Хрищатого проскочило некое сообщение что, мол, дана команда: «Всем вниз!», но в День Победы на вершину вышла тройка Хомутова, и об этом забыли…

Перед вылетом из Москвы, когда там, у Эвереста, настала пора покидать базовый лагерь, ко мне подошли в редакции друзья:

— Чего ты туда летишь? Все уже ясно. Вы разминетесь с ними. Пока будете бродить по Непалу, они прилетят и дадут здесь интервью. К тому же там холодно… или жарко… или дожди…

Никто толком не мог объяснить, как нам экипироваться. В конце концов решили, что все надо брать с собой: и кроссовки, и горные ботинки, и спальники, пуховые куртки, ветрозащитные костюмы, зонтики (!) и много необходимых еще вещей. Кроме того, я взял фотоаппаратуру и пленку, словно мне предстояло снимать эверестские экспедиции в течение по крайней мере года.

В экипировке принимали участие друзья и знакомые, так как в спортивных магазинах ничего нужного не оказалось. Впрочем, рюкзаки были, но, судя по ценам, они были сделаны ювелирами. Основную теплую одежду и ботинки мне дали участницы дальних арктических походов из… женской команды «Метелица».

Я надеялся к их очередному старту вернуться из Гималаев…

Мы летели в комфортабельных самолетах сначала нашей (до Дели), а затем непальской (до Катманду) авиакомпаний. Рядом сидели по-летнему одетые люди, и я думал, как странновато мы будем выглядеть при выгрузке в аэропорту столицы Непала.

Самолет, пролетев над горными хребтами, снизился в долине и пошел на посадку. Мягкое касание бетонной полосы (единственной в Непале способной принять большие самолеты), и сразу стало очевидным, что мои опасения насчет экстравагантности нашего багажа лишены почвы. Зал прилета столичного непальского аэропорта Трибхувана был забит молодыми, средних лет и пожилыми людьми с рюкзаками за плечами, в горных ботинках и кроссовках. Нет, никто, видимо, не вез в Катманду смокинги и вечерние платья.

Атмосфера в аэропорту была необыкновенно деловой, но как-то не очень серьезной. Во-первых, если таможенник строго и непреклонно требовал открыть с трудом упакованный рюкзак, его можно было попросить не открывать, и он столь же строго и непреклонно указывал — проходите без досмотра! Во-вторых, путаница в крохотном зале была какой-то беззлобной. Строгому учету подвергались лишь товары, на ввоз которых в Непал налагается чудовищная, чуть не в двести процентов, пошлина.

Впрочем, к нашей эверестской экспедиции таможенные чиновники были настроены не столь благодушно. Сроки, определенные планом, едва не были сорваны из-за того, что в непальском аэропорту стали вскрывать одну за другой упаковки экспедиции. Уложить все, промаркировать — труд титанический. Им занимались альпинисты в течение многих недель в коридорах и подвалах олимпийского велотрека в Крылатском в Москве. Работникам посольства так и не удалось уговорить службы аэропорта не подвергать экспедицию столь серьезному испытанию.

Дело в том, что даже день-другой опоздания для такого дела, как восхождение на Эверест, чреват серьезными проблемами. Иногда не хватает суток для достижения вершины или благополучной эвакуации с нее. Все альпинисты знают, что апрель и май — лучшие месяцы для работы на Горе. Задуют муссоны, начнутся ураганы, снежные бури — и конец надеждам. «Промедление смерти подобно» — звучит здесь буквально. По многолетним наблюдениям до конца мая погода благоприятствует восходителям. Но у муссонов нет расписания. Если зима снежная, воздух над долинами Ганга и Пенджабом нагревается медленно, и муссон запаздывает; если снега в Гималаях мало, он может прийти раньше… Дату прихода муссона не узнаешь ни за неделю, ни за день, ни за час… Только что светило солнце — и вдруг черные тучи, ураганный ветер, и снег, и снег, и смерть.