Евангельское злато. Беседы на Евангелие - [8]

(Мф. 26, 39).

И тотчас Он говорил иначе: «Обаче не якоже Аз хощу, но якоже Ты». — Он предавал Себя всецело воле Божией, а грехи давили Его, мучили Его, терзали Его, и Он падал в изнеможении под тяжестью этих грехов.

Великий святой блаженный Августин так говорит: «Нигде так не поражает меня величие и святость Иисуса, как здесь. Я не знал бы всей великости Его благодеяний, если бы Он не обнаружил предо мною, чего они стоят Ему».

Мы не знали бы всего величия жертвы Христовой, если бы не знали о том, что пережил Он в страшный час Своей молитвы в саду Гефсиманском.

А ученики Его спали… Что значит, что они спали? Почему спали они? Простое объяснение состоит в том, что были они весьма утомлены полночным походом чрез поток Кедронский, обретались в слабости и, как говорит Евангелие от Луки, были подавлены печалью — от печали спали они.

Но подумаем, не было ли и иных, высших таинственных причин тому, что спали они, не было ли это устроено Богом?

Очень вероятно, что было. Вероятно, Богу было угодно, чтобы они только мельком видели страдания, которые испытывал Иисус в саду Гефсиманском. Вероятно, должна быть скрыта от очей мира вся страшная, бездонная глубина молитвы Иисуса. Вероятно, так…

Но все-таки они были нужны как свидетели, хотя бы и весьма неполные, Гефсиманских страданий души Иисусовой.

Они спали, но, пробуждаясь трижды по слову Иисусову, они, конечно, не тотчас же опять засыпали и при ярком свете полной луны видели, как молился Иисус, слышали страшные слова Его молитвы.

Ибо если не так, откуда узнал бы евангелист о том, что было в саду Гефсиманском, как написал бы то, что читаем, как узнали бы о каплях кровавого пота, капавших с чела Его, как узнали бы слова молитвы Его?

Они нужны были как свидетели: на горе Фаворской были они свидетелями Божественной Его славы, в саду Гефсиманском были свидетелями всей бездны страданий души Его пред тем, как взошел Он на крест.

Итак, запомните, что в саду Гефсиманском совершилась первая и, пожалуй, самая страшная часть страданий Христовых, ибо на кресте Он вел Себя гораздо бодрее.

Преклонимся со страхом и трепетом пред этим безмерным величием страданий Христовых. Припадем ко кресту Христову и воспоем от всего сердца: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и святое Воскресение Твое славим!»

1 апреля 1951 г.

На пассии, двенадцатое

Пройден тяжкий скорбный путь, кончилась Via dolorosa.

Пришли на страшную Голгофу, роют яму, погружают в нее крест Иисусов и укрепляют его.

Снимают одежды с Иисуса — все, все одежды снимают…

О, Господи! Что они делают?!

Ангелы, херувимы и серафимы, видевшие это, в ужасе закрывают лица свои крыльями. Как могли бы они видеть наготу Того, Кто несказанной красотой украсил всю сотворенную Им природу, а теперь нагим стоит и ждет страшной казни!

Два воина поднимают Иисуса на крест, два других стали на табуреты и страшными гвоздями прибивают ко кресту те пречистые руки, прикосновение которых возвращало зрение слепым, мановением которых утихла буря на озере Генисаретском и престал веять ветер.

Прибили воины руки Иисуса.

Прибили и ноги Его гвоздями страшными…

Повисло Божественное тело…

И так страшна, так невыносима была боль при этом!

Как раздирались язвы гвоздиные под тяжестью тела Иисусова!

Казалось бы, должен изойти из груди Его стон — стон мучений… А стона не было, и вместо стона услышал мир, что Он молился о распинавших Его: «Отпусти им, Отче, не ведают бо, что творят».

И начались шестичасовые неописуемые страдания Богочеловека.

Над головой Его на кресте была прибита белая дощечка, на которой черным было написано «Иисус Назарянин, Царь Иудейский».

Так никогда не писали о распятых: так написал Пилат, чтобы излить свою злобу на книжников и первосвященников, предавших ему Иисуса.

Он знал, что праведен и невинен Тот, кто предан ему.

Он не хотел распять Иисуса, он всеми силами старался спасти Его, но когда услышал провокационные слова: «Если ты отпустишь Его, ты не друг кесарю», тогда опустились руки его, тогда не смел он боле противиться иудеям, но свое раздражение на них он излил в этой записи на кресте, ибо надпись эта обличала иудеев, распявших Христа.

Было написано, что распяли они своего царя, и это читали иудеи, во множестве сошедшиеся на праздник со всех концов тогдашнего света. Они не знали, что было до суда и на суде, они читали и думали: «О вы, кого вы распяли!? Царя нашего распяли!»

Книжники и фарисеи волновались: как можно, чтобы такую надпись читали все!

Побежали к Пилату и просили его: «Не пиши: Царь Иудейский, но что Он говорил: Я Царь Иудейский. Пилат отвечал: что я написал, то написал» (Ин. 19, 21–22).

Получив такой ответ, злейшие враги Христовы хотели свою злобу и раздражение утолить злобными насмешками над распятым Иисусом. Они подходили ко кресту и говорили: «Других спасал, а Себя Самого не может спасти. Если Он Царь Израилев; пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него. Уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын» (Мф. 27, 42–43).

А толпа, темная толпа, всегда находящаяся под влиянием своих вождей, всегда подражающая им, подхватила эти издевательства — и проходили во множестве иудеи мимо креста, и повторяли издевательские слова первосвященников и книжников.