Евангельская история. Книга вторая. События Евангельской истории, происходившие преимущественно в Галилее - [70]
В другой притче, для которой образ взят из повседневной домашней жизни, еще нагляднее выражено попечение Божие о спасении грешников. Кая жена имущи десять драхм, аще погубит драхму едину, не вжигает ли светильника, и пометет храмину, и ищет прилежно, дондеже обрящет? И обретши созывает другини и соседы, глаголющи: радуйтеся со мною, яко обретох драхму погибшую. Тако глаголю вам, – сказал господь своим слушателям, – радость бывает пред Ангелы Божиими о едином грешнице кающемся. не только в общей мысли, но и в частных чертах этой притчи святитель григорий Богослов находит указание на самого господа. он, по словам святого отца, «возжег светильник – плоть свою, и помел храмину очищая мир от греха, и сыскал драхму – царский образ, заваленный страстями; по обретении же драхмы созывает пребывающие в любви Его силы и делает участниками радости тех, которых сделал таинниками своего Домостроительства».
Далее, в третьей притче, необыкновенно живописной и выразительной, господь Иисус Христос изобразил под видом двух братьев как книжников и фарисеев, надмевавшихся своей мнимой праведностью, так и презираемых ими грешников и мытарей. и те, и другие должны были понять, что любовь Божия не оставляет кающегося грешника на самой низкой ступени падения, но принимает его и ущедряет благодатными дарами в преизобильной мере, а посему одним не подобало кичиться и превозноситься, а другим – унывать и отчаиваться. Человек некий име два сына, и рече юнейший ею отцу: отче, даждь ми достойную часть имения, – и раздели им имение. По закону (втор. 21, 17) младший сын мог получить половину в сравнении с первородным старшим сыном. И не по мнозех днех собрав все мний сын, отыде на страну далече, и ту расточи имение свое, живый блудно. к этому бедствию присоединилось еще новое бедствие, которое низвело юного легкомысленного грешника в самую глубину падения, а вместе послужило для него поводом к раскаянию и исправлению. Изжившу же ему все, бысть глад крепок на стране той, и той начат лишатися, и шед прилепися единому от житель тоя страны, и посла его на села своя пасти свиния, – занятие самое неприятное и унизительное для иудея, – и желаше насытити чрево свое от рожец, яже ядяху свиния, и никтоже даяше ему. какая страшная нужда! но в этом бедственном положении, когда, по-видимому, не оставалось никакой надежды для падшего, в душе его начинается поворот к лучшему: он как бы просыпается от тяжкого сна духовного, сознание и здравый смысл возвращаются к нему, так что он опять начинает видеть предметы в настоящем свете. В себе же пришед рече: колико наемников отца моего избывают хлебы, аз же гладом гиблю? Востав иду ко отцу моему и реку ему: отче, согреших на небо и пред тобою, и уже несмь достоин нарещися сын твой, сотвори мя яко единаго от наемник твоих. И востав иде ко отцу своему. в дальнейшем течении притчи не всякая черта, взятая в отдельности, имеет высшее таинственное значение, но все частные черты в совокупности, в связном и оживленном рассказе, человекообразно представляют милосердие отца небесного к кающемуся грешнику, не только возвращающее грешной душе то, что она утратила через грех, но и усугубляющее ее новыми дарами благодати. Еще же ему далече сущу, узре его отец его и мил ему бысть, и тек нападе на выю его, и облобыза его. Рече же ему сын: отче, согреших на небо и пред тобою, и уже несмь достоит нарещися сын твой. Рече же отец к рабом своим: изнесите одежду первую, и облецыте его, и дадите перстень на руку его, и сапоги на нозе. И приведше телец упитанный заколите и ядше веселимся, яко сын мой сей мертв бе и оживе, и изгибл бе и обретеся, и начаша веселитися.
Затем следует изображение старшего сына, по-видимому, строгого исполнителя своих обязанностей, но в то же время гордого ценителя своих достоинств и безжалостного судии прегрешений ближнего. Можно ли не признать в этом живом образе ясного подобия и духовного сродства с фарисеями, книжниками и законниками, хранителями внешности и буквы закона и презрителями духа его – духа милосердия и любви? Да, это они – холодные, бессердечные, самомнящие! Бе же сын его старей на селе, и яко грядый приближися к дому, слыша пение и лики. И призвав единаго от отрок, вопрошаше: что убо сия суть? Он же рече ему, яко брат твой прииде, и закла отец тельца упитанна, яко здрава его прият. Разгневався же, и не хотяше внити, отец же его изшед моляше его. Он же отвещав рече отцу: се толико лет работаю тебе, и николиже заповеди твоя преступих, и мне николиже дал еси козляте, да со други своими возвеселился бых. Егда же сын твой сей, изъядый твое имение с любодейцами, прииде, заклал еси ему тельца питомаго. Он же рече ему: чадо, ты всегда со мною еси, и вся моя твоя суть; возвеселитижеся и возрадовати подобаше, яко брат твой сей мертв бе, и оживе, и изгибл бе и обретеся.
