Евангелие от Магдалины - [156]
Сначала меня отвлек крик в конце салона. Какой-то тощий, болезненный американец в белой грязной кепке-бейсболке что-то орал, размахивая перед собой маленьким чемоданчиком. Слова его были непонятны — и потому, что я плохо знаю английский, но главное — потому, что он был вне себя, в каком-то странном «задвиге» — сам, видимо, не совсем понимая, что он делает и кричит. Да, не для всех этот перелет проходит гладко — для многих это значит какой-то слом в судьбе, как, может быть, и для этого пассажира. Стюардесса — пышная блондинка, пробегая туда, приказывала всем оставаться на местах — по-русски и по-английски. Не хватало еще только, чтобы все хлынули туда, нагрузив нос и еще больше запугав истеричного пассажира. Похоже, что-то вовсе не безобидное было в его чемоданчике! Стюардесса, почти страстно повиснув на скандалисте, мягко вынула из его рук чемоданчик и отдала напарнице. Затем она стала ласкать его, почти что любовно: сняв кепочку, гладила его по длинным спутанным волосам, ласково приговаривая — на английском, а потом уже и на русском: незнакомая ласковая речь, похоже на то, завораживала его еще больше. Потом они, как любовники, тихо беседовали, прижавшись тесно в кресле, потом вдруг вместе рассмеялись чему-то. Молодец баба! Но недолго длился ее покой.
Тут же раздался крик:
— Стюардесса! Подойдите скорей!
Это кричала Марина. Я поглядел туда. Она держала за руку Кошелева, своего отца, а тот почти полностью сполз с кресла, закатив глаза и открыв рот.
Да, полет этот не будет спокойным, я это с самого начала понимал!
Марина
Много лет я ждала — и боялась — этого разговора с отцом. Казалось, зачем уже? У меня все хорошо — я директор, вместо ушедшей Изергиной, защитила по дефектологии диссертацию, даже езжу на международные конференции — уверенная, на вид холеная дама... сама себе порой удивляюсь в зеркалах.
Папа все сделал для меня... но при этом — отнял у меня мою жизнь. Нет, на вид я вполне жива, бываю даже деловой и настойчивой, но... в душе царит лютый холод. Что, кроме моей работы, есть у меня? Работа, да еще Влад, обычно в пьяном виде появляющийся у меня, с криком: «Зачем ты это сделала?» Что?
Крис приезжает каждый год — их кардиологическая экспедиция «Путь к сердцу» стала регулярной. Но он — в Москве, в Питере, а я — здесь. Мы встречаемся радостно, он показывает Ксюхины фотографии, я восхищаюсь... Ненавижу Мынбаеву, которая сказала, что Ксюха останется дебилкой навсегда, а получилась прелестная, чуть раскосая девчонка!.. Впрочем, Мынбаева сказала, что она останется дебилкой тут, а там Крис сделал так много для нее... не говоря уже об операции, прошедшей блестяще!.. Но — без меня!
Тут американцам досталось от наших коммуняк. «Ковбой со скальпелем» — это еще самое мягкое название статьи! Они обижались, но на следующий год, улыбаясь, приезжали вновь. Железные люди!
Потом пошли заморочки с усыновлением. За эти десять лет — с активной помощью Джуди — многие наши больные детишки уехали и вылечились там, в том числе больной мальчик Толика и Капы, — я особенно переживала за него. И вдруг — волна скандалов. Писали, что американские родители истязают усыновленных детей из России. Пошли суды. У некоторых «сирот» вдруг появлялись родители и мучили своими домогательствами американцев, усыновивших их детей. Где эти «благородные предки» были раньше?.. Переживала не только я: Джуди, выйдя с одного из судов в Новосибирске, вдруг села на подоконник в коридоре и... умерла. Мгновенно. Инсульт. Оказывается, заботясь о прочих, не заботилась о себе.
Крис тоже часто бывал какой-то дерганый. По американской традиции улыбался, но до меня доходило из его шуток, что у него — проблемы в семье, в том числе из-за удочерения Ксюхи и частых поездок сюда.
Не было покоя и сейчас, когда мы летели... зачем? Формально — наш бывший земляк Игорь Зотов, прославившийся и разбогатевший в США, внес в Комиссию по культуре ООН предложение о праздновании пятисотлетия Троицка, и дело пошло, — видно, Игорь там вырос в действительно крупную величину. Но... из-за этого ли мы сейчас туда стремились? У каждого был свой, тайный, глубинный ход мыслей.
Больше всего меня удивило, как волновался отец. Бывший «уссурийский тигр», как его раньше звали, обмяк, поседел, хотя старался, из последних уже сил, держать все нити в городе. Но сил уже не хватало... Но я не ожидала, что на него так подействует перелет! И мучился он не только физически — и муками своими изводил и меня... Зачем? «Формально все нормально», как говорил писатель, взявшийся про нас написать. Что надо? Батя, однако, бледнел все сильней и вдруг произнес сдавленным голосом:
