Евангелие от космонавта - [18]

— Я поведу, а ты пока вздремни.

Майкл кивнул и закрыл глаза. Его голова коснулась спинки кресла, и он тут же заснул, сном, как тогда подумал Валентин Петрович, праведника.

Сон

Вечернее калифорнийское солнце медленно опускалось за горизонт. Дневная жара постепенно стала спадать, а прохладный океанический воздух устремился в укромные районы Лос-Анджелеса. Сам же город начал погружаться в непривычную для этих мест дрему. Лишь только где-то вдалеке слышался стук уезжающего трамвая.

Они вышли из кинотеатра и теперь направлялись в какой-нибудь ресторанчик перекусить. На Майкле были белоснежные брюки и голубенькая рубашка с коротенькими рукавами, на Барбаре шикарное вечернее платье. Сейчас девушка ворчала, то и дело, ругая Роберса. И все из-за того, что он из всех фильмов, которые шли в это время в городе, выбрал самый худший.

Но вскоре она прекратила это занятия, когда до их слуха донеслась легкая веселая мелодия. И оставшуюся дорогу молчала, словно воды в рот набрала и заговорила только около недорогого китайского ресторана.

— Давай сюда зайдем, — предложила Барбара, останавливаясь.

— Давай зайдем, — согласился Майкл, припоминая, что кормят тут отменно, к тому же по скромным ценам.

Они открыли дверь, и тут же зазвонил колокольчик, привязанный над дверью. Вскочил на ноги пожилой официант, что в одиночестве дремал в пустом зале ресторана. Уставился маленькими глазками на вошедших посетителей и проговорил, коверкая английскую речь:

— Что желает господина?

— Мы, хотели бы поужинать, — проговорил Роберс, предлагая подруге присесть за первый у самых дверей столик.

— Вот меню господина, — сказал китаец, протягивая пергаментный лист.

Майкл в него даже не взглянул. Усадив Барбару, он сел напротив и произнес, только одно лишь слово:

— Фирменное.

— Хорошо добрый господина, — сказал официант и удалился на кухню.

Барбара не удержалась и взяла, валявшееся меню. Стала читать. Майкл уставился в окно. Там на улице еще был народ. Люди спешили, кто домой, кто к любовнице. Но, ни один из них не изъявил желания свернуть в китайский ресторан и составить им компанию. Минут через пять улица опустела. Стало не интересно разглядывать, и Роберс взглянул на Барбару, та вновь скучала, и казалось еще чуть-чуть и она разразится криками.

Ситуацию спас китаец, что возник перед их столиком как из-под земли.

— Ваш ужин господина. Что вы и ваша дама будете пить?

— Виски мне и девушке. — Автоматически проговорил Майкл, когда понял, что тут подают либо чай, либо рисовую водку, было поздно. Китаец вновь исчез.

Роберс открыл крышку, закрывавшую поднос и… С тарелки на него уставилась (другое слово тут просто не подошло) зубастая пасть венерианского цветка. Майкл дотронулся до нее вилкой. Челюсти разомкнулись и….

Море набегала на пустынный берег, оставляя на желтом песке, белые барашки пены. Майкл сидел почти у самой воды. Ни Атлантика и не Тихий океан вдруг понял Роберс. Да и одет он теперь не в белые брюки и голубенькую рубашку. Из одежды: туника и сандалии. Шлем валяется где-то в стороне.

— Пора Клавдии, — произнес чей-то голос, знакомый и незнакомый одновременно. Казалось, что он уже его слышал, но при этом, ни как не мог понять, кому тот мог принадлежать.

Роберс развернулся, но, ни какого Клавдия не увидел, зато заметил человека назвавшего его этим странным и непривычным именем. Это был римский легионер во всем облачении.

— Пора Клавдии, — повторил он, — Марк Антоний повержен. Клеопатра, — тут легионер выругался, — не пришла со своим флотом. Да и Антоний ошибся со своим маневром. Он словно декурион с наскока хотел уничтожить флот Октавиана. А она не пришла, — и вновь ругань в адрес Египетской царицы.

— И где же теперь легионы Антония? — поинтересовался Майкл (Клавдии), — где теперь Тиберии, где?

Роберс и сам не понял, откуда он знает имя этого воина, что сейчас стоял перед ним, опираясь на копье.

— Легионы разбиты, первый консул бежал, а сам Антоний мертв. Покончил с собой. Он ни как не мог простить себе ни поражения, ни гибели Цезаря, ни предательства Клеопатры.

Майкл помнил, как когда-то Цезарь сам познакомил кавалериста Антония со своей египетской любовницей. Потом было убийство императора. Брут. Бегство декуриона от Октавиана. И бурная любовь полководца к египетской царице. Тогда казалось, что все дай срок будет по-другому. Но все пошло не как задумывалось и в итоге, сидел Клавдий на берегу и слушал Тиберия.

Майкл поднялся с песка. И только тут разглядел легионы преданные ему, Клавдию. Проскользнула мысль пойти и отомстить. За себя, за Цезаря и за Антония. Надел на голову шлем, который ему любезно протянул Тиберии и прокричал:

— Легион к бою!

И тут же погрузился в пропасть….

— Сегодня мы казним, царя Иудейского, — изрек Пилат, наливая себе в бокал, отличного красного вина, из провинции родной Италии.

Майкл, оторвался от кубка и спросил:

— Ирода?(12)

— Причем здесь Ирод, он не царь иудейский, и к тому же давно мертв. Он был лишь обычной пешкой в политике Рима. Сейчас же я имею в виду некоего Иисуса из Назарета, сына плотника Иосифа и Марии. О том, про которого все говорят, что он царь Иудейский.