Евангелие от IT - [11]

Теперь все пытались разглядеть следующий Facebook, а новая технолихорадка обретала свою форму. На восточном побережье, где я проводил свои выходные, вас посещает неоднозначное чувство, что вне района Залива жизнь лишена истинного драйва. Здесь, в Сан-Франциско, сомнения в этом отпадают. Здесь повсюду деньги. Любой вылетевший из колледжа обладатель толстовки с капюшоном и сырой идеи может рассчитывать здесь на венчурное финансирование. Аренда скутеров, горячие сэндвичи с сыром, компания, которая каждый месяц рассылает своим подписчикам коробки с необычными аксессуарами для любителей собак, – все они получают прибыль. Blue Bottle Coffee, компания, популярная среди продвинутых ребят Сан-Франциско, заработала 20 миллионов долларов (а за следующие два года еще 100 миллионов долларов), варя кофе на японском оборудовании, одна установка которого стоит 20 тысяч долларов. Чашка кофе стоит семь баксов. И к ним всегда выстраивается очередь.

Благодаря такому бизнес-климату Сан-Франциско кишит всевозможными маленькими радостями вроде элегантных маленьких магазинчиков, торгующих мороженым из жидкого азота, и модных пекарен, готовящих выпечку ручной работы. Каждое утро по дороге на работу я пересекаю реку хипстеров в зауженных джинсах и массивных очках, на скейтбордах – взрослых людей! на скейтбордах! – со стаканами кофе за пять долларов, направляющихся на работу в компании, названия которых похожи на имена персонажей из детского ТВ-шоу: Kaggle и Clinkle, Vungle и Gangaroo.

Здесь все напоминает конец 1990-х, может быть, даже слишком, время первого бума интернет-компаний. У меня было жуткое чувство, что вскоре нам придется пережить этот кошмар по новой. В то время я был репортером, специализирующимся на технологиях, и работал в Forbes. Многие годы я писал о бизнесе и изучал традиционные методы оценки стоимости компаний. Во время бума я чувствовал себя вменяемым человеком, которого поместили в психбольницу. Экономика таких компаний не имела смысла. Оценка их стоимости была напрочь нелогичной. Не я один бил кулаком по столу. Но все же рынок продолжал расти. Жулики богатели, а я нет. Тяжелая это штука – быть технологическим журналистом во время технологического бума. Ты дни напролет разговариваешь с людьми, которые, кажется, ничуть не умнее тебя самого – а ты совсем не блещешь умом, – и все же они мультимиллионеры, в то время как ты – низкооплачиваемая сошка, с трудом платящая по счетам. Я не знал, возмущаться ли их поведением или завидовать. В итоге я ощущал и то и другое.

Конечно же, пузырь наконец лопнул, и я почувствовал себя реабилитированным и даже немного успокоился. Теперь все могло снова стать с головы на ноги. Я подумал, что бум интернет-компаний был исторической аномалией, схожей с тюльпаноманией в Нидерландах XVII века, что-то, что на своем веку мы никогда больше не увидим.

И вот – нате вам, формируется еще один пузырь. Люди моего возраста, помнящие первый бум, идут по улицам Сан-Франциско, ощущая себя персонажем Билла Мюррея в «Дне сурка». Мы через это уже проходили. Мы придерживаемся мнения, что это все закончится слезами, как в первый раз. Однако молодых людей, управляющих этими новыми компаниями, не терзают воспоминания о первом крахе. Он произошел, когда они учились в средней школе. Однажды Аарон Леви, двадцатишестилетний генеральный директор новой, хорошо финансируемой ИТ-компании Box, сказал мне, что очень важно извлечь урок из того, что произошло в 1990-х, – именно поэтому он прочел кучу книг о той эпохе.

Вне всякого сомнения, этот бум отличается от первого. Первый был детищем маньяков, очарованных возможностями новых технологий, которые захватывали воображение непрофессиональных инвесторов. Нынешний бум питается теми же надеждами и чаяниями, но с новым неожиданным поворотом. Спасибо Федеральному резерву. В этот раз проблема не только в том, что инвесторы немного сошли с ума, но и в том, что деньги ничего не стоят.

По крайней мере, это то, что мне говорит эксперт по венчурному капиталу. Он выдвинул теорию, что политика «количественного смягчения», проводимая Федеральным резервом и другими центральными банками после кризиса 2007 и 2008 годов, способствует биржевому буму. Печатая большее количество денег, центральные банки взвинчивают котировки акций. Это, в свою очередь, повышает стоимость больших пенсионных фондов и эндаументов колледжей. Таким образом, эти организации обладают большим количеством денег для вложения в венчурные фонды. Чем больше денег поступает в венчурные капиталы, тем проще стартапам привлекать средства. Рост денежной массы также является причиной повышения стоимости некоторых частных технологических компаний. Если сильно упростить, то получается, что Федеральный резерв печатает деньги, и большое их количество направляется в венчурные фонды, а оттуда в карманы группы детишек, которые открывают стартапы в Сан-Франциско. Пока Резерв будет печатать деньги, а фондовая биржа развиваться, вечеринка будет продолжаться.

Денег больше, чем мест для их вложения, так много, что вместо борьбы за финансирование среди предпринимателей венчурные капиталы соревнуются друг с другом за возможность отдать кому-нибудь свои деньги. Здесь конкуренция больше, чем когда-либо, не только со стороны венчурных фондов, но и со стороны «инкубаторов» стартапов и «бизнес-ангелов», появляющихся повсеместно.