Ева Браун: Жизнь, любовь, судьба - [37]

По приказу Гитлера степень информированности едва ли не каждого немца была строго ограничена рамками служебной компетенции. Проще говоря, никому не рекомендовалось интересоваться тем, что его непосредственно не касалось. Сам фюрер, прощаясь с Евой перед отъездом, никогда не сообщал ей о конечной цели своего визита. Так после высадки немецких войск в Дании и Норвегии она только из газет узнала о поездке Гитлера в северную часть Германии, а о том, что ее возлюбленный перебрался в ставку, расположенную неподалеку от советской границы, — из сообщения по радио.

В результате общаться с Евой разрешалось только крайне ограниченному кругу лиц из ближайшего окружения Гитлера, который вообще не выносил присутствия рядом незнакомых людей. Туда входили доктор Морелл, доктор Брандт, Борман, адъютанты, Гофман, еще несколько давних знакомых Гитлера и, естественно, сестры и подруги Евы. Все причастные к этой клике были намертво связаны между собой, прекрасно сознавая, что болтливость одного из них немедленно повлечет за собой его «отлучение от двора». Как известно, для «придворного» нет худшей кары, чем лишиться благорасположения «повелителя». В Берхтесгадене обслуживающий персонал подбирался особенно тщательно и большей частью состоял из фанатично преданных фюреру эсэсовцев, не испытывавших никакой потребности в собирании, а уж тем более в распространении светских сплетен.

После всего написанного про Третий рейх с трудом верится, что такие столпы режима, как Геринг, Гиммлер и Кейтель[43], отнюдь не принадлежали к ближнему окружению Гитлера. И все-таки это факт. Их визиты в Берхтесгаден всегда носили более или менее официальный характер. Гиммлера вообще крайне редко приглашали в «Бергхоф». «При виде него у меня мурашки по коже бегут», — призналась однажды Ева. Гесс почти не появлялся в личной резиденции Гитлера, а о встречах фюрера с Розенбергом, Тодтом[44], Риббентропом[45], фон Нейратом[46], фон Папеном[47], гауляйтерами и другими партийными руководителями высшего звена в домашней обстановке не могло идти даже речи. Гитлер предпочитал снимать напряжение общением с женщинами. «Как приятно немного расслабиться, — говорил он, — невыносимо слушать целый день громкие мужские голоса. Мне они ужасно действуют на нервы».

Кроме того, ему было довольно затруднительно расслабиться в тесном кругу соратников. Так, например, Геринг терпеть не мог Геббельса, и стоило министру пропаганды войти в комнату, как министр авиации тут же покидал ее через другую дверь. В свою очередь, Геббельс платил Герингу взаимностью и весьма искусно плел интриги за его спиной. При встречах с Риббентропом он не скрывал презрения, не без оснований полагая, что тот не вправе занимать такой ответственный пост. Гиммлера никто не любил: его все боялись. Гитлер же не только не пытался помирить своих паладинов, но, похоже, всячески разжигал между ними вражду, достаточно широко применяя знаменитый древний метод «разделяй и властвуй». Именно на нем основывалась созданная им система сдержек и противовесов. Разумеется, Геринг, Геббельс и им подобные знали об отношениях Гитлера и Евы Браун, но они прекрасно умели держать язык за зубами. Гиммлер, вероятно, даже располагал обширным досье на Еву — его агент в «Бергхофе» периодически сообщал ему даже мельчайшие подробности, однако рейхсфюрер СС предпочитал ждать своего часа. Самое удивительное, что Гитлер так и не поручил ему проверить арийское происхождение Евы, и выполнение не слишком приятной обязанности в 1930 году тайно взял на себя Борман. В этом вопросе Гитлер был непреклонен и не шел ни на какие уступки: вся подноготная Евы, ее родителей, сестер и подруг была досконально изучена. Гитлер даже в мыслях не мог допустить, чтобы в жилах его возлюбленной, а уж тем более ее потенциальных детей текла бы хоть капля еврейской крови. Горя желанием отомстить за столь бесцеремонное вторжение в область, которую он по праву считал своей вотчиной, Гиммлер представил документы, свидетельствующие о причастности старшей сестры Евы к довольно темной истории.

Вот что писала об этом сама Ильзе: «В 1935 году я решила принять участие в Европейском конкурсе бальных танцев и в связи с этим отправилась в Италию и Югославию. Какое-то время я находилась в Рапалло, а в Ла-Специи познакомилась с офицером военно-морского флота. Мне всегда нравились именно итальянские офицеры. У нас завязался легкий флирт, я довольно быстро забыла о нем, но по возвращении в Мюнхен вдруг обнаружила за собой слежку. Письма начали приходить со значительным опозданием, потом я узнала, что с них снимали копии. Я пожаловалась Еве, но она только сказала: «Да ты совсем спятила, старуха». Затем меня вызвал к себе Брюкнер и подверг длительному допросу. Удовлетворенный моими ответами на довольно каверзные вопросы, он в результате раскрыл мне следующую тайну: оказывается, Гиммлер обвинил меня в шпионаже в пользу итальянцев. Когда Гиммлеру объяснили, в чем тут дело, он извинился передо мной, заметив: «Сообщи вы мне об истинном положении вещей, фрейлейн Браун, ничего подобного бы не произошло. Здесь чистейшей воды недоразумение».