Eurocon 2008 (1). Убить Чужого - [125]

– Президент считает, что вина Бора доказана! – Генерал выставил перед собой трубку. – Послушайте! Это говорит президент!

Однако в наступившей тишине раздались лишь короткие гудки.

– Плохая связь, – заметил дипломированный капитан А-Ккрум. – Отсталые технологии.

И отвернулся. Генерал переводил растерянный взгляд с трубки на инопланетян и обратно.

– Полномочия человека Гендерсон подтверждены вашими бумагами, – произнес адмирал А-Ззал. – Мы принимаем его заявление как окончательное и больше не будем поднимать этот вопрос.

– Гендерсон, – прохрипел Поттер. – Ты уволен. А ты… – Он перевел взгляд на Бора. – А ты…

– А ему предстоит стать судьей, – жестко отрезал А-Ззал. Адмирал вплотную подошел к Бору, и следующие слова механический голос переводчика произнес только для присяжного: – И попытаться искупить свою вину перед капитаном А-Рруаком.

* * *

Процесс над капитаном А-Рруаком прошел достаточно быстро. Никто не желал лишний раз травмировать зрителей ужасающими кадрами трагедии, а потому судья просто зачитал обвинительный приговор и поинтересовался мнением присяжных. Бор оказался единственным, кто произнес слово: «Виновен».

Тем же вечером дипломированный капитан А-Рруак был казнен.

Ничто в этой жизни не дается даром. Тем более – исполнение мечты. Тем более – исполнение мечты миллионов людей. Нужно работать. Нужно чем-то поступаться. Нужно платить. Чаще всего платить за исполнение своей мечты приходится самому. Иногда за твои желания платит другой.

Военный трибунал признал майора Кристиана Кристофера Холмса виновным в косвенной гибели четырехсот тысяч человек и разрушении города. Подсудимый был приговорен к пожизненному заключению и умер в тюрьме через семь лет.

Алоиз Гендерсон был уволен со своей должности. Через два дня после казни А-Рруака, когда стало ясно, что переговоры все-таки состоятся, ему предложили вернуться в аппарат президента США, но он отказался. Гендерсон не принимал участия в исторических переговорах с двиарами и подписании Межзвездного договора. В настоящее время он возглавляет дипломатическую миссию в столице двиаров.

На месте города был построен первый – и самый крупный – на планете космодром.

Александр Зорич Четыре пилота [15]

Когда вылетали, был вечер по универсальному времени и утро на орбите. Над Киртой, космодромом назначения, входила в силу ночь.

Взвизгнула катапульта.

Перегрузка в шесть g волнующе ударила в голову и быстро отпустила. Волна крови прошлась по рукам и ногам, упруго отозвалась печень, мгновенно поднялось настроение.

К положительным перегрузкам Тихон относился положительно.

Краем глаза он успел схватить искристую вспышку – это иней и пыль, выплюнутые из авианосца вместе с его «Орланом», заиграли в лучах местного солнца.

Солнце звалось Асклепием.

Вслед за выходом из катапультного порта последовали семь мгновений невесомости. Затем планетарные двигатели дали отводной импульс. Авианосец в камерах заднего вида испуганно отпрыгнул назад.

– Доклад, – потребовал капитан-лейтенант Саржев, командир их пилотажной группы и заодно комэск-3.

Машина комэска шла впереди по курсу, справа. Еще два «Орлана» отирались где-то за кормой. Об их успешном старте можно было судить по зеленым иконкам на тактическом экране.

Первым доложился Тихон:

– Здесь борт три-семь. Все в норме, товарищ капитан-лейте–нант.

В строевую эскадрилью он попал меньше месяца назад и к рутинной механике радиообмена относился бережно.

– Три-два, норма.

– Три-три, иду плавно.

– Рад за всех. Поставить автоматику на отработку навигационной задачи, – приказал Саржев.

Включили автопилоты, снова доложились.

С этого момента и до перехода на горизонталь в районе космодрома назначения можно было мечтательно курить. Автопилот везет!

Курить, впрочем, запрещалось. Впереди простирался битый час ничегонеделания.

– Так вот история, – сказал Ниткин. – Если командир разрешает, конечно.

– Исполняй, – соблаговолил Саржев.

Историю свою Ниткин начал на борту авианосца. И он не был бы Ниткиным, если бы не нашел для этого самое неподходящее время и самое неудобное место: в ангаре, за полминуты до подачи на катапульты.

Истории Ниткина подчинялись строгому драматическому канону, которому позавидовал бы и Аристотель.

В экспозиции присутствовали лирический герой (Ниткин), девушка и некий барьер, препятствующий взаимному и бурному проявлению чувств. Чаще всего барьером служили прилавок магазина, кассовая выгородка или барная стойка. Но случались и экзотические коллизии: например, рухнувший истребитель. (Ниткин в отличие от Тихона воевал.)

Главным элементом завязки служили взгляды, которыми обменялись герой и героиня. Затем следовало стремительное развитие сюжета: ловкая острота, благосклонное девушкино мяуканье, борьба с трудностями, преодоление препятствий, хитроумное уклонение от патрулей во время комендантского часа… Карабканье по лозам декоративного винограда на восьмой этаж общежития… Прыжки в ласточкино гнездо диспетчерской под городским куполом при помощи импровизированного реактивного ранца из двух пожарных баллонов – благо на Луне такое возможно; гипотетически.

А один раз Ниткин – или, точнее сказать, его лирический герой – оставил кабину своего пассажирского флуггера на второго пилота и полетел через открытый космос к воздушному шлюзу орбитальной гостиницы, где дожидалась его очередная ненаглядная.