Этюды и зарисовки - [2]

— Настой из трав… Это полезно для живот…

То был наш первый разговор. Мне хотелось, чтобы она посидела со мною, но нашу беседу неожиданно прервал грубый голос мужа: «Эй, Мари-Анто!..» И Мари — Анто убежала, изящно взмахнув юбкой.

Не знаю, что она положила в лимонад, только моя лихорадка сразу прошла, но зато меня охватила другая. Иногда я улыбался наедине с собою, думая о своей соседке. Среди самых серьезных дел, на заседании в префектуре я, казалось, ощущал в волосах, в бакенбардах легкий ветерок от колыхания ее юбки. Дома я не находил себе покоя и все время торчал то у окна, то на лестнице. Я ухаживал за Мари-Анто, а она ничего не замечала. Сказать по правде, я действовал осторожно: я побаивался мужа, парня, которого я видел мельком, долговязого, вдвое выше меня, и широкоплечего. Притом у него были братья-великаны, которые приходили по воскресеньям обедать, — человек шесть, бритые, с горбатыми носами, с могучими, как у молодых буйволов, шеями и курчавые, как черные барашки. Страшные люди! Лестница дрожала, когда они поднимались по ней.

Как-то раз, когда они все были в отъезде, я все же решился войти к Мари-Анто. Увидев меня, она не выразила удивления. Я уселся рядом с нею и спросил, где ее муж. Она показала на открытое окно, на гору по ту сторону залива и послала туда воздушный поцелуй. Это малообещающее начало не остановило меня, и я в волнении проговорил:

— Oh, che mi piace Mari-Anto! [3]

Вдруг она высвободила жесткую смуглую ручку, которой я завладел, подбежала к сундуку, стоявшему в комнате, открыла его и вернулась с большим трехгранным ножом в руке. Cotello del marito!.. Я заставил ее повторить это дважды. То был действительно нож ее мужа. По-видимому, погонщик мулов был очень ревнив, и когда кто-нибудь ухаживал за его женой… Мой ангел грозно сверкнул очами, занес для удара широкое блестящее лезвие и сделал такой жест, словно хотел поразить меня. Я обратил все в шутку, но, в сущности, это произвело на меня сильное впечатление, и в тот день наш разговор на этом окончился. На некоторое время добрососедские отношения прекратились. «Здравствуйте» и «до свидания» на площадке лестницы — и ничего больше.

В последний день карнавала я рано возвращался домой, так как не застал никого в клубе: весь город шумно веселился. На улицах встречались ватаги масок, которые ходили из дома в дом и интриговали всех: в эту ночь гостиные Аяччо открыты до утра, и каждый, кто хочет, может туда войти. На набережной, у самой воды, уличные мальчишки гонялись друг за другом и пели песню, однообразную, точно кваканье лягушек, таинственную и меланхоличную:«О Ragani!.. О che dotto!..» («Ах, Рагани!.. Вот ученый!..»)

Я чувствовал себя одиноким, заброшенным в далекие, глухие края… Вдруг, подняв голову, замечаю свет в окне моей комнаты. Поспешно вхожу, и что же я вижу! Расположившегося в моем лучшем кресле маленького советника префектуры в мундире и цилиндре. То была Мари-Анто. В мое отсутствие она перерыла мои шкафы и в полном одиночестве справляла у меня карнавал. Сначала я решил принять вид оскорбленного достоинства. Подумайте только, что было бы, если бы это увидел префект!.. Но что поделаешь!.. Она была так очаровательна в костюме советника, эта маленькая погонщица мулов! Все трещало по швам — расшитые панталоны и белый жилет. Не говоря ни слова, она взяла меня за руку и повела к себе в комнату… Успокойтесь, сударыни, вы можете дослушать до конца!.. Как только мы туда вошли, эта странная особа сделала мне знак обождать, юркнула в альков и минуту спустя появилась оттуда с большой куклой, сделанной из подушки, косынки и платья.

— Вот это Мари-Анто, — промолвила она, смеясь, — а я — pinsuto. Сейчас муж вернется домой и застанет pinsuto с Мари-Анто. Посмотрим, что он скажет…

Затем она уселась и, обхватив руками свою большую куклу, стала потешно сжимать ее в объятьях, целовать и приговаривать, копируя мое произношение и мои интонации:

— Oh, che mi piace Mari-Anio!..

И она смеялась, смеялась без конца. Я же, признаться, не смеялся. Я полагал, что можно было придумать какую-нибудь другую карнавальную шутку, но не успел высказать свое мнение. Внизу неожиданно хлопнула дверь. Тяжелые шаги стали сотрясать лестницу.

— Муж!.. Уходите! — сказала Мари-Анто и задула свечу.

Комната погрузилась во мрак, и там остался только маленький советник префектуры, который сидел в полосе лунного света и держал на коленях Мари-Анто.

Войдя к себе, я прильнул ухом к перегородке и стал прислушиваться. Честное слово, сердце у меня билось так, как если б я сам сидел там в расшитом мундире!.. Хотя в комнате было темно, долговязый погонщик мулов, входя, должно быть, что-то разглядел, уловил приглушенный смешок — он внезапно остановился и проговорил:

— Che cos'ee?[4]

Я услышал трение спички о стену, потом хриплый крик, бранное слово, быстрые шаги по комнате и стук открываемого сундука. Ах, друзья мои! Il cotello del marito!.. Мне показалось, что я вижу его сквозь стену, вижу широкое трехгранное лезвие… Брр!.. Почти в тот же миг раздался громкий смех, звонкий, серебристый, к нему вскоре присоединился рокочущий бас, добродушный мужской хохот, в котором слышались облегчение и радость. А затем пошли восклицания и поцелуи, поцелуи без конца… Нет, никогда еще мундир советника не участвовал в подобном веселье. Представляете себе, какой у меня был жалкий вид, когда я сидел у себя за перегородкой, в то время как…