Этюд в черных тонах - [86]

— Я им нужна… Они вышли на след и попросили меня о помощи.

Вообще-то, дело обстояло не совсем так. Это я попросила Дойла о помощи. Это было мое расследование — даже мистер Икс был ни при чем, дело, с которым я решила справиться сама для себя.

— А это не опасно?

Этот вопрос меня удивил, я сумела только покачать головой.

Брэддок отвернулась, теперь она смотрела в окно. Все черты ее лица собрались для выражения необычного чувства.

— Нищеброды — это одно, а вот ребенок — совсем другое, — сказала Брэддок. — Моему отцу не нравились нищие, даже нищие дети, но я-то считаю, что ребенок-попрошайка — это в первую очередь ребенок. Если ты думаешь, что твое присутствие каким-то образом поможет, я останусь в Кларендоне.

Это неожиданное предложение помощи меня ошеломило.

— Нет! Ваш отгул… Мисс Брэддок, вы ведь собирались в театр…

— Ой, да это всего лишь кукольная постановка, «Мореход Пинтопп уходит навсегда», в театре «Ройял», но я не сильно-то и хочу. Мне никогда не нравился театр с живыми людьми, и моему отцу тоже, но теперь даже марионетки меня не радуют. Я собиралась составить компанию своей приятельнице, весьма докучливой особе, так что теперь я спасу себя от двух часов беспримерной скуки… — Мы улыбнулись друг дружке. — Помоги Дойлу, только не попадись в сети мистера Икс. Да, я пожаловалась на тебя доктору Понсонби и нажалуюсь снова, если увижу, что твой пансионер слишком сильно на тебя влияет. Энни, я не хочу, чтобы тебя уволили; я хочу, чтобы тебе поменяли пациента. Этот человек опасен. Будь осторожна.

Я была так ошарашена ее словами, что последовавшие за ними объятия восприняла как дело почти естественное. Брэддок уходила по коридору медленно и одиноко, бочкообразная фигура с громадным кузнечиком на голове.

Этот человек опасен. Вот о чем я размышляла, когда подошло время отправляться в театр.

Я поднялась в его комнату и, стоя на пороге, объявила, что сегодня у меня свободный вечер. Он ничего не ответил. Я решила, что ему просто неинтересно. Мне бы только порадоваться, что он не вмешивается в мои дела, но полюбуйтесь на нашу Энни! В тот момент мне хотелось, чтобы он сказал то же самое, что сказала Брэддок: «Будь осторожна».

С тех пор как Роберт ушел из моей жизни, я нуждаюсь в людях, с этим не поспоришь.

Кстати, а где сейчас Роберт? — подумалось мне на пороге Кларендон-Хауса. Уже вернулся на «Неблагодарный»? Стоит, опершись о борт, посреди открытого моря и проклинает медсестру из Портсмута?

Я пожелала Роберту всего самого хорошего, где бы он ни находился.

Кукольная мелодрама

Марионетка — это кукла, считающая себя человеком.

Б. В. Моррис. Британский театр марионеток (1873)

Роберту кажется, что не сможет ее позабыть. Но почему же нет? Ой, да что там: были у него и другие до этой треклятой медсестры, будут у него и еще!

Роберт переходит улицу и заходит в тусклую гостиницу: здесь он ночует. Отсюда придется выматываться. Куда? Потом разберемся: моряку вроде него весь мир открыт для житья. Но сперва ему нужно покончить с одним дельцем. Совсем простым. Это будет даже забавно.

Он уже стар. Вот о чем он размышляет, отдуваясь на старой скрипучей лестнице, ведущей наверх, в его комнату. Он уже не тот, что прежде. И виновата во всем, конечно же, она. Роберт, старый дурень, ты отдал этой курве свои лучшие годы! Ну, не то чтобы все. Что его бесит сильнее всего — так это что она как будто взялась думать своей головой. В первый раз он это заметил, еще когда они подрались из-за ее решения перебраться в Портсмут, но теперь это так же ясно, как горизонт в мертвый штиль. Что на нее нашло? Кто ее так сильно переменил? Этот мерзопакостный докторишка?

Он мучается, потому что не понимает, откуда взялась такая перемена. Он ведь такой же, как и был, Роберт Милгрю! Он прошел через бури на море и на суше — и вот, полюбуйтесь, ничего ему не сделалось. Но теперь… Эта проклятая баба — да, проклятая, из-за нее он начисто лишился свободы, — это бездушное создание, которое пользовалось им для собственной выгоды… Теперь она порешила, что может обойтись без старого бесполезного Роберта! У этой потаскухи теперь имеется собственное жалованье, так что проваливай, Роберт Милгрю! Ну разве не так — ты проиграл, и теперь остается только поднять паруса и отдаться на волю ветра?

По счастью, корабль его ждет.

В комнате совсем темно. Роберт движется на ощупь. Безбрежная, абсолютная чернота океана на его маленьком корабле-острове.

Когда он путешествовал — черт подери, когда он путешествовал, когда он был настоящим моряком, гораздо раньше, чем познакомился с этой женщиной, даже не миловидной, зато уж точно щедрой (или, по крайней мере, так ему показалось сначала), когда он был моряком и ноги его прочно стояли на воде, кто-то ему сказал: «Кто раз попробовал ходить по морю, тот никогда не будет счастлив, ступая по земле, запомни это навсегда, юнга». Ходить по морю. Это как парить в воздухе, ноги всегда колышутся. Роберт, ты будешь ненавидеть земную твердь.

Ты знаешь, Роберт, что́ по-настоящему может сравниться с морской твердью?

Только две вещи: одна — это напиваться допьяна. И тогда, даже находясь на суше, ты будешь ходить как по морю. Вся земля сделается твоим океаном.