Этот серьезный развлекательный жанр - [5]

Группа, возглавляемая Кибвалеи, сравнительно легко вступает в контакт с мелкими торговцами наркотиками, причем заметим, что никого не удивляет и не смущает тот факт, что будущие оптовые покупатели бханга служат в полиции. Очевидно, такая коррумпированность стражей закона и порядка дело привычное. Так в роман входит тема социальной критики, которая в «Синдикате дурмана» звучит, быть может, с особой силой. Кибвалеи приходит в ужас, побывав на молодежной вечеринке, где совсем юные мальчишки и девчонки курят бханг. Он задумывается о будущем, которое «ждет нашу молодежь». Надо сказать, ни герой, ни автор особого оптимизма не испытывают — много, очень много ребят собираются в компании, балансирующие на грани закона: «…среди них немало недоучек, вылетевших из школы. Работы у таких нет, денег на развлечения тоже. Бханг помогает им забыться, убить время».

Проблема молодежи остро стоит в независимых африканских государствах, особенно в тех, что выбрали капиталистический путь развития. Массовая безработица способствует превращению сотен и тысяч молодых людей в люмпенов, живущих случайными заработками и подачками. Обнажается глубокая враждебность капитализма общественной и духовной реализации личности.

Широко известны внушительные цифры, характеризующие количество безработных и бездомных в развитых капиталистических странах Запада. Много больше их в молодых африканских государствах.

Своего рода кульминацией социальной линии романа становится эпизод в доме местного богача Кирату. Образ этого циничного и безнравственного дельца наиболее отталкивающий в романе. Такие, как Кирату, действительные хозяева сегодняшней Кении, безжалостно эксплуатируют свой народ, грабят и разоряют страну. Кирату и ему подобные травят дурманом молодежь, лишь бы получить прибыль и купаться в роскоши.

Традиционный для детективного или криминального романа конфликт полицейский против преступника — переходит у Саизи в более общий и важный бедные против богатых. До посещения дома Кирату Кибвалеи и не подозревал, что есть африканцы, купающиеся в такой роскоши. И охватившие инспектора чувства точнее всего можно назвать классовой ненавистью. Кирату привык к тому, что за деньги в Кении можно купить все — поддержку чиновников, расположение полиции. Но честного патриота Кибвалеи не страшат угрозы миллионера: «Вы так богаты, прямо-таки сорите деньгами. Вы привыкли всеми помыкать и командовать… Но я не робкого десятка, мистер Денежный Мешок! Я всегда был беден, и мне нечего терять… Я продолжу расследование, несмотря на все ваши угрозы. И вам, мистер Кирату, несдобровать…»

Кирату правильно видит в личности Кибвалеи силу, способную сокрушить не только подпольный синдикат, но и всю систему подкупа и коррупции, пустившей в стране глубокие корни. Отсюда и его звериная злоба и садистское желание унизить, растоптать, уничтожить столь непохожего на него согражданина и противника… Но, к сожалению, таких, как Кибвалеи, в нынешней Кении не так уж много.

Когда Кибвалеи оказывается в лапах преступников, он не надеется на спасение, но все же до последнего противостоит Кирату, сохраняя чувство собственного достоинства. Мы же, читатели, осведомлены лучше — знаем, что помощь к нему уже спешит, — вещь в классическом детективе просто немыслимая.

Романы Нгвено, Дучи, Саизи написаны в 70 — 80-е годы. Что роднит их? Во-первых, серьезная озабоченность писателей комплексом сложных политических и социальных проблем современной Кении.

Обратим особое внимание и на то, что центральные персонажи всех трех книг далеко не супермены, далеко не победители. Практически случайно остается в живых Кибвалеи, и, хотя многие деятели подпольного синдиката арестованы, его главарю Макгаффи удалось скрыться. И все может возвратиться на круги своя. Случайность помогает Проныре Нельсону, огромным напряжением сил выигрывает свой бой Канджа. Героям кенийского детектива свойственны колебания, сомнения в собственных силах, глубокая рефлексия, черты, в целом совершенно нетипичные для персонажа, ведущего расследование.

Сходны они и еще в одном: в последовательно отрицательном отношении к навязываемой кенийцам западной массовой культуре и вообще к вестернизации своей страны.

Вспомним, что смотрел Нельсон в кино: очередной фильм о Джеймсе Бонде «других развлечений… в городе не сыщешь». Эмигрант из Южной Африки певец Шэйн в ночном клубе поет песни из фильмов о Бонде, и это считается хорошим тоном. При этом не будем забывать, что одной из основных задач Бонда было противостоять «проискам» людей с небелым цветом кожи. Одурманивание африканцев идет по самым разным направлениям: «По всему городу бары натыканы, — подумал Проныра. — Вот она, поступь прогресса в Кении!»

Окончивший курсы при Скотленд-Ярде, Кибвалеи общается с шефом на английский манер: «Доброе утро, сэр! Слушаюсь, сэр!» Пытаясь получить информацию от белого пилота, он все время чувствует, что тот не воспринимает его всерьез, и вынужден «прибегнуть к невинной демагогии» — сказать, что стажировался при Скотленд-Ярде. И отношение пилота меняется. Так, на каждом шагу навязывается идея западного превосходства, идея, глубоко укоренившаяся в далеком колониальном прошлом, но которую оказалось столь трудно вытравить и преодолеть.