...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше - [15]

— Отец, про какой ключ ты говорил? — Ключ от кандалов Инзариэля.

— Разве его сохранили? Зачем?

— Видишь ли… Наибольшую боль ему могут причинить не физические пытки, но сознание близкой и невозможной свободы. Поэтому, когда Ларэту требуется особенно много энергии, Нуртан приходит к нему с этим ключом. Видя ключ, Инзариэль испытывает столь сильные муки, что пространство буквально взрывается от его энергии. Её с лихвой хватает на решение всех проблем.

— И ты передашь этот ключ мне?

— Да, в день праздника Завершения. Я вручу твоему слабоумному брату символы власти, ты же получишь власть истинную.

— Ну что ж, спокойной ночи, отец…

Но для нее самой ни эта ночь, ни последующие спокойными уже не были. Едва задремав, она видела бездонные очи, полные пламени, и беспробудной тоски, и боли, и презрения… и тут же просыпалась и долго не могла унять бешено стучащее сердце.

Затем наступил праздник Завершения. Таорд попрощался со своими подданными и отбыл на покой, о котором давно мечтал. Слабоумный брат Симерэль стал номинальным Правителем, а она — фактическим, и ключ от цепей великого пленника всегда висел на ее груди, под слоем дорогих одежд.

Напрасно девушка говорила себе, что больше никогда не пойдет в то страшное подземелье — прошло несколько дней, и она поняла, что ей обязательно нужно увидеть пленника ещё раз. Увидеть — и потребовать снять с нее проклятие своих глаз.

И снова Симерэль шла узкими коридорами. На этот раз одна. Она надеялась, что где-то по дороге встретит Нуртана, но этого не случилось.

Так же тускло светили факелы, и так же безмолвно и неподвижно стоял у стены Великий. Глаза его были закрыты. Осмелев, девушка заговорила:

— Послушай, Инзариэль…

Он тотчас раскрыл очи — и слова комом встали в горле.

И тогда заговорил он. Голос, подобный грохоту камней в горах и в то же время обволакивающий, как бархат, обрушился на нее, заставил сжаться и отступить назад.

— Что привело сестру Правителя в мою скромную обитель? Позволь мне догадаться! Вы изобрели новую чудо-машинку и хотите проверить её на моей плоти? Что ж, прошу. Надеюсь, вы преподнесете мне нечто оригинальное!

Девушка, ошеломленная и раздавленная, принялась оправдываться, бормоча что-то о проклятии, глазах и снах.

— Проклятье? Если б я мог, ваш род был бы проклят ещё множество лет назад, и ваш пра-пра-прадед умер бы сразу тысячью смертями, которые я ему пожелал. И самой легкой было бы медленное погружение в лаву вулкана.

Симерэль, не ответив, в стыде и страхе бежала прочь.

Но не прошло и двух дней, как она снова спустилась в подземелье и прошла сумрачными коридорами в зал для пыток… а потом ещё и ещё. Она стала приходить туда регулярно. Огненные глаза не отпускали её и не оставляли выбора. Мастер пыток Нуртан отчего-то не встретился ей ни разу, хотя на теле пленника то и дело появлялись свежие раны.

И вот настал день, когда она решилась спросить у великого узника, что он станет делать, если она дарует ему свободу?

Он ответил, что в этом случае уничтожит город и сотрет с лица земли всякое воспоминание о двэллах.

И опять она покинула его в ужасе и слезах…

Прошла целая вечность. (Симерэль казалось — вечность, но на самом деле — меньше месяца.) Как провела это время девушка, как выдержала — она не понимала сама.

Она снова пришла к пленнику и сказала, что отомкнет кандалы и отпустит его на свободу — если он обещает стать её мужем. Все остальное ей безразлично.

Инзариэль ответил:

— Если ты отомкнешь мою цепь, я покажу тебе — что значит моя любовь. И если после этого ты по-прежнему пожелаешь быть моей женой — я останусь с тобой.

Ни секунды не раздумывая, Симерэль сняла со своей груди ключ и отомкнула браслеты кандалов на запястьях и ногах пленника. Цепи пали.

Инзариэль выпрямился и освобождено расхохотался. И раскрошились стены вокруг. Он развел руки в стороны, и между ними заметались огненные бичи — красные, белые и синие. Красные, свившись в жгут, пробили, расплавили толщу земли и камней над его головой. Белые, расходясь вширь, как круги на воде, разбивали крупные осколки в мелкие, а мелкие превращали в песок. А синие, длинными щупальцами срываясь с его пальцев, уничтожали жителей города, в страхе метавшихся средь рушащихся зданий.

Симерэль, упав к его ногам, дрожала и плакала. И лишь повторяла:

— Обещал… Ты обещал…

Потом всё стихло и замерло. Инзариэль рывком поднял девушку на ноги. Вокруг были руины, черный пепел, да сиротливые язычки огня, мелькавшие здесь и там на месте пожарища, оставшегося от прекрасного Ларэта.

— Я не забыл — я сказал тебе, что покажу, что значит любовь ит-хару-тэго.

Он обхватил её ладонями за голову, и она упала в его глаза — два озера пламени. Он наклонился и поцеловал её.

Симерэль показалось, что в горло ее заливают кипящее масло. От жара в тысячи солнц кожа на ее губах и щеках запузырилась и полопалась… Она пыталась оттолкнуть его, вырваться из губящих объятий, но крепче арвейса были его руки.

Наконец Инзариэль отстранился. Он вгляделся в обожженное лицо девушки, с губами, похожими на открытую рану, с запекшейся кровью на щеках.

— Ну что, по нраву тебе моя нежность?