Это твоя жизнь - [82]
Признаюсь, я ужасно обрадовался, когда Нэнси рассказала, как несколько лет назад я тайком помогал ей завязать с сигаретами.
— Джимми, когда я бросала курить, ты все время предлагал нам всем пойти в кино или в кафе. И только через несколько месяцев я сообразила, что ты нарочно уводил меня подальше от прокуренных пивных, потому что знал, что там я сорвусь. Ты решил деликатно, аккуратно, незаметно помочь мне избавиться от опасной привычки, и за это, Джимми, я хочу поблагодарить тебя от чистого сердца! — Тут Нэнси затянулась невесть откуда взявшейся сигаретой и торжественно затушила окурок.
Пришла пора Дорин. Она перетащила свое короткое, но массивное тело из кресла на сцену. Усатые шнауцеры глазели на толпу, проверяя, все ли слушают. Если я кому-то и помогал за эти годы, так это Дорин Катбуш. Я был всегда под рукой — выгулять ее собачонок, починить ксерокс в школе. А то еще она мне звонила вечером и просила записать ее любимую программу, а я как раз смотрел прокатную кассету. Дорин никогда не стеснялась одалживаться, а я всегда стеснялся отказать, так что я растроганно приготовился услышать очередную порцию благодарностей.
— Юная Нэнси попросила меня сказать пару слов в похвалу Джимми. Ну так я вам скажу, долго я не раздумывала. К Джимми Конвею я всегда питала глубочайшее уважение, — гудела Дорин. Очки она пристроила на полочке, по совместительству являвшейся бюстом. — В эти страшные времена, когда рушатся все правила, Джимми остается примером для многих. И знаете почему? Знаете, что отличает этого человека?
Я был польщен, увидев, как некоторые кивают.
— Он всегда — я не шучу, — всегда правильно использует множественное число существительных.
Меня слегка качнуло.
— И вы ни за что не услышите от Джимми эти ужасные гадости вроде «польта» и «кина», он непременно скажет «пальто» и «кино».
Я изо всех сил старался показать, как тронут этой теплой похвалой, а сам вспоминал ту зимнюю ночь, когда Дорин подняла меня в четыре утра, потому что у нее лопнул водопровод, и я кувыркался в снегу вокруг ее дома, стараясь отыскать вентиль и перекрыть воду.
— Радио, бюро, манто… Что еще сказать? От него никогда не услышишь «одно кофе», а только «один кофе». Я всегда считала, что хвалить надо по заслугам, вот так-то.
И с этими словами Дорин шагнула вниз, а собаки у нее под мышками косились по сторонам, словно вопрошая: «Ну, чего вам еще?»
Последовала неловкая пауза, которую нарушил смешок Дэйва:
— Главное, пускай больше не выпендривается со своими «двумя капуччини».
— Огромное спасибо, Дорин, — поблагодарил я, — за то, что потрудились подняться на трибуну.
Затем Нэнси показала фотослайды. Там были снимки, на которых мы все вместе десять лет назад, и наши невинные юные физиономии улыбаются в объектив. Фотографии однодневной поездки в Дьепп, сцены вечеринок, пикников или просто друзья втиснулись в фотобудку. Ближе к концу была фотография, где нам с Нэнси чуть за двадцать, мы сидим на пляже и целуемся.
Норман сказал, что я «классный парень, и вообще», а потом добавил, что не очень-то умеет речи толкать. Зато он хочет сделать мне подарок на другом языке, на «языке, это, как бы универсальном, на языке музыки». А мы все подумали: «Ого, да неужто? Неужели он наконец нам сейчас сыграет на воздушной гитаре, а?» Ведь сколько мы его ни пытали насчет успехов на этом необычном поприще, никто так и не удостоился чести лицезреть его выступление.
— Это тебе, Джимми! — крикнул Норман.
Панда врубила музыку, Норман застыл в смертельно серьезной позе, упал на колени и начал изображать, что играет. Настал момент разделить с нами всю радость игры на воздушной гитаре.
Казалось бы, если знакомишь друзей с нетрадиционным видом искусства, лучше бы делать это мягко, доступными и небольшими порциями. Человека, ни разу не бывавшего в опере, не станешь приобщать к классике, заставив высидеть весь вагнеровский цикл «Кольцо Нибелунгов». Что же решил Норман показать нам? Коротенькую популярную песенку «Битлз»? Отрывок из второго концерта Родригеса для гитары? Нет, для толпы непосвященных в искусство игры на воздушной гитаре Норман избрал соло в тринадцать минут мотания головой.
Не просто решить, что делать, когда перед тобой прыгает туда-сюда вполне взрослый человек, якобы исполняя классическое произведение рок-музыки на воображаемом электрическом струнном инструменте. Иные зрители пытались беспечно трясти головой: я бы, мол, подпел, да слов не знаю. Некоторые робко захлопали в такт, но их никто не поддержал, и они быстренько прекратили, словно все равно собирались похлопать секунд двадцать. Остальные нацепили добрые, понимающие, примороженные улыбки, как у западных туристов, которые вынуждены смотреть ритуальный танец в Индии. Думаю, Норман где-то и неплохо играл, наверное. Его пальцы как бы брали в нужных местах аккорды; он как бы бренчал по струнам, крутился и раскачивался, но в конечном счете, понимаете, гитара все-таки воздушная.
Как бы музыкальное произведение длилось почти четверть часа, но нам показалось, что вдвое дольше. Измученный, эмоционально опустошенный и потный Норман наконец раскланялся под гром аплодисментов, крики и свист. Крис заорал «бис», но вышло «бис-ой!», потому что кто-то пнул его под столом, чтобы заткнулся. Когда аплодисменты стихли, Норман побрел в бар взять еще галлон сидра, а на сцену снова вышла Нэнси:
Жил на свете обыкновенной человек, были у него работа, жена, двое детей, друзья и немало проблем. Словом, всё как у всех. Но однажды он ехал в метро по обычным своим делам, посмотрел в окно и вдруг понял, что не знает, где он и куда едет, не знает, как его зовут, не знает, кто он такой. Вот так здорового мужчину средних лет поразила амнезия. Правда, забыл он исключительно то, что было связано лично с ним. И вот лежит он в больнице и гадает, а хороший ли он был человек или так себе, и была ли у него семья, а если была, то отчего же они не ищут его.
Майкл Адамс снимает квартиру на паях с тремя соседями-бездельниками. Свои дни он проводит в постели, играя в компьютерные игры, листая газеты или предаваясь наивным размышлениям. А когда эти занятия ему приедаются, Майкл переезжает на другой берег Темзы и становится любящим мужем и нежным отцом. Ибо добропорядочный Майкл живет двойной жизнью: одну половину недели он примерный семьянин, а другую - холостяк, шарахающийся от семейных радостей. Он счастлив, считая, что нашел золотую середину между долгом и наслаждением.
Меня зовут Рада. Я всегда рада помочь, потому что я фиксер и решаю чужие проблемы. В школе фиксер – это почти священник или психоаналитик. Мэдисон Грэм нужно, чтобы я отправляла ей SMS от несуществующего канадского ухажера? Ребекка Льюис хочет, чтобы в школе прижилось ее новое имя – Бекки? Будет сделано. У меня всегда много работы по пятницам и понедельникам, когда людям нужна помощь. Но в остальные дни я обычно обедаю в полном одиночестве. Все боятся, что я раскрою их тайны. Меня уважают, но совершенно не любят. А самое ужасное, что я не могу решить собственные проблемы.
Повесть посвящена острой и актуальной теме подростковых самоубийств, волной прокатившихся по современной России. Существует ли «Синий кит» на самом деле и кого он заберет в следующий раз?.. Может быть, вашего соседа?..
Переживший семейную трагедию мальчик становится подростком, нервным, недоверчивым, замкнутым. Родители давно превратились в холодных металлических рыбок, сестра устало смотрит с фотографии. Друг Ярослав ходит по проволоке, подражая знаменитому канатоходцу Карлу Валленде. Подружка Лилия навсегда покидает родной дом покачивающейся походкой Мэрилин Монро. Случайная знакомая Сто пятая решает стать закройщицей и вообще не в его вкусе, отчего же качается мир, когда она выбирает другого?
Это книга об удивительном путешествии нашего современника, оказавшегося в 2057 году. Россия будущего является зерновой сверхдержавой, противостоящей всему миру. В этом будущем герою повести предстоит железнодорожное путешествие по России в Москву. К несчастью, по меркам 2057 года гость из прошлого выглядит крайне подозрительно, и могущественные спецслужбы, оберегающие Россию от внутренних врагов, уже следуют по его пятам.
"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.
Героиня романа Инна — умная, сильная, гордая и очень самостоятельная. Она, не задумываясь, бросила разбогатевшего мужа, когда он стал ей указывать, как жить, и укатила в Америку, где устроилась в библиотеку, возглавив отдел литературы на русском языке. А еще Инна занимается каратэ. Вот только на уборку дома времени нет, на личном фронте пока не везет, здание библиотеки того и гляди обрушится на головы читателей, а вдобавок Инна стала свидетельницей смерти человека, в результате случайно завладев секретной информацией, которую покойный пытался кому-то передать и которая интересует очень и очень многих… «Книга является яркой и самобытной попыткой иронического осмысления американской действительности, воспринятой глазами россиянки.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.
Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.
Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.