Это не учебная тревога - [8]

— Они быстро передвигаются. Она была чиста…

— Ты сказал, что на аллее никого нет, но ты знал, что это не так, и ты позволил им выйти прямо к…

— Она была чиста!

Я вздрагиваю. Кэри вскакивает на ноги, Трейс — тоже. В голове мелькает картинка: Трейс убивает Кэри, повалив его и долбя головой об пол, пока его мозги не разлетаются по всему залу. Кэри, видимо, видит то же самое. Он отходит в сторону, тем самым заканчивая спор, но затем возвращается с побагровевшим лицом, тыча в Трейса пальцем:

— Я бы никогда, никогда…

— Ты сделал это. И ты это знаешь.

— Для чего ему нужно было бы это делать? — спрашивает Райс.

Трейс разворачивается к нему:

— Я видел это собственными глазами.

— Кто-нибудь еще это видел? Эй, Слоун, ты это видела? Ты видела, как Кэри говорит Касперам выходить на улицу, кишащую мертвыми? Что ты видела?

Я качаю головой, не желая быть втянутой в их перепалку, но его это не останавливает:

— Ну давай же, Слоун, скажи, что ты видела.

Чем дольше он настаивает на этом, тем сильнее мне хочется уступить. «Я скажу Райсу, что я видела, скажу Трейсу то, что он хочет услышать». Когда я уже готова сдаться, случается сразу две вещи: Грейс кричит «Хватит!» и раздается оглушительный удар в дверь. Пугаясь, мы отшатываемся назад.

После этого мы долго со страхом пялимся на дверь, но больше ничего не происходит.

— О нет, — снова и снова скулит Харрисон, хотя теперь всё спокойно.

— Послушайте, — говорит Кэри таким уставшим голосом, будто день не только что начался, а — долгий и тяжелый — подошел к концу. — Нужно проверить все наши баррикады. Может быть, укрепить их побольше и убедиться в том, что они устойчивы. Это всё, что я хотел сказать раньше.

— Я тебе помогать не буду, — отвечает Трейс.

Он стремительно пересекает зал, и звук его шагов настолько громок, что каким-то образом перекрывает шум на улице. Он выходит в коридор с таким видом, словно ему есть куда идти. Но идти-то некуда.

Глава 4

Мне в голову лезут мысли о телевизионных реалити-шоу.

Об участниках, соревнующихся между собой на необитаемых островах и тому подобном. Такое ощущение, что происходящее запросто могло бы быть каким-нибудь дурацким реалити-шоу. Я представляю зрителей, комфортно устроившихся дома — другой мир, наблюдающий сейчас за нами и судящий меня за всё, что я совершила и еще совершу. Кругом — камеры, а мы актеры, притворяющиеся реальными людьми, и когда всё это закончится, один из нас станет на миллион богаче. Я просто об этом забыла.

Я озираюсь, пытаясь найти скрытые камеры. Ни одной не вижу.

Мы разделились, чтобы проверить заграждения у дверей. Кэри пошел к главному входу в школу, Райс — к черному. Харрисон направился в библиотеку, а Грейс вызвалась осмотреть спортзал. Мне остались двери в нашем зале («Посмотри, нет ли тут слабых мест», — сказал мне Райс), так что я таращусь на груду столов и парт. Не прикасаясь к ней. Эти двери останутся закрыты. Ну, или не останутся.

Я недолго нахожусь в одиночестве. Вскоре возвращается Трейс.

— Что ты видела? — спрашивает он меня.

Он идет прямо к сцене, к подносу с остатками еды. Пошарив на нем, выбирает то, что предлагала ему Грейс — яблоко. Трейс впивается в него зубами, и, видя на его лице наслаждение от первого укуса, я практически ощущаю его сладость на своих губах.

Доев яблоко, Трейс бросает огрызок на поднос.

— Так что ты видела? — повторяет он свой вопрос.

Я сжимаю губы.

— Что, не хочешь со мной говорить?

— Не важно, что я видела.

— Для меня — важно.

Трейс — двойняшка Грейс, но в нем совсем нет ничего от сестры. Она нежная и мягкая, с пышными формами — эдакая красавица не из нашего времени, а у него закаленное многолетними тренировками мускулистое, крепкое тело. У Трейса жесткий взгляд, но его карие глаза могут быть теплыми и лукавыми, как в тот раз, когда я ночевала у Касперов дома. Сейчас они не такие. Он отводит от меня взгляд.

— Думаешь, они мертвы?

— Я не знаю.

И не хочу думать об этом. Не хочу думать о мистере и миссис Каспер, облепленных со всех сторон инфицированными. Они тянули руки к своим детям, даже когда их утаскивала толпа мертвых, а Грейс и Трейс тянулись к ним, потому что не хотели остаться одни. А потом они пропали из вида. Всё это так неправильно. Касперы — единственная настоящая семья, которую я когда-либо знала, и их насильно оторвали друг от друга. Они хотели быть вместе.

Одного этого достаточно для того, чтобы они и были вместе. Как глупо порой всё в жизни бывает.

— Я понимаю, что их окружило слишком много мертвых, — говорит Трейс.

Как и меня. Я помню их руки, лица, открытые рты, молочно-белые глаза. Под их кожей плескалась болезнь, грозя вылиться на меня. Я вытягиваю руки и смотрю на свою беззащитную кожу, на кожу, которая и тогда была беззащитна, и задаюсь вопросом: сколько грязи осталось на мне? Я потираю ладонями предплечья, сначала медленно, а потом всё быстрее. Тело зудит. В сознании всплывает позабытое слово: душ. Я чувствую, что от меня пахнет. Пахнет грязью, потом, высохшей кровью…

— Да что, блин, с тобой такое? — нахмурившись, смотрит на меня Трейс.

Я натягиваю на себе рубашку. Хлопчатобумажная ткань вся в коричневых и красных разводах. В голове издевательски раздаются слова Райса: