Это не страшно - [2]
Вот! Сейчас голова мыслит уже не такими короткими фразами, и опыт появляется, и литературку почитываем, и по интернету лазим, а лекарств все меньше.
– Доктор, чем Вы меня лечите?
– Что есть – тем и лечим!
– А чего есть?
– Да ничего почти и нет, милейший.
– А как же я?
– На все Божья воля!
Двадцать первый век, век полетов в космос, на Марс, передовых военных технологий для изощренных мгновенных убийств одного и целых тысяч вражеских солдат; всяких компьютерных, генно-инженерных технологий, магнитно-резонансных томографов, эндоскопических операций, операций в условиях холодовой кардиоплегии, пересадок сердец, печени, легких, почек, яичек, ушей, грудей, пенисов, пластических операций и прочей хрени. В провинции разговор остается коротким:
– Доктор, чем же Вы меня лечите?
– Что есть – тем и лечим!
– А что есть?
– Да ничего почти и нет, уважаемый.
– Как же так?
– На все Божья воля! В храм ходите? Терпите. Тяжело в лечении…
– Легко в гробу??
– Сами сказали.
Хорошие врачи встречаются и среди провинциальных, но те, в некоем Центре, живут много лучше этих, провинциальных; они не только – хорошие, с ежегодно подтверждаемыми сертификатами, высшими категориями, но и занимающие высокие, и, порой, руководящие должности. Да и тот хочет жить лучше и лучше! Нельзя оставаться в одном и том же состоянии на протяжении череды лет, это ниже «современного человеческого достоинства», тем боле, если этот человек – врач, а врач должен расти профессионально и, тем более, в смысле благосостояния. А как расти, если утром – настолько тяжело вставать, что хочется послать все и всех подальше и спать, спать, спать… А на работе – в свободную, выкроенную для себя, любимого, минутку, лечь на диван и спать, спать, спать… Депрессия. Синдром хронической усталости. Все равно, что будет, с кем будет, как будет. Неравнодушный врач, как хорек в зимнюю спячку, становится пассивным и равнодушным, хороший врач – посредственным, посредственный – вообще никаким, никем, диспетчером, настоящим хорьком, ремесленником, в нехорошем смысле этого слова; врачу некогда быть хорошим врачом: участковый на приеме обслуживает 40–50 человек, ординатор в стационаре – 30–40. А главное, надо все записать! Посмотрел пациента – напиши, что-то сделал – напиши, а не сделал ничего (а надо было) – напиши самым подробнейшим образом! Страховые компании рыщут по всем подразделениям отечественной агонирующей медицины, выискивая многочисленные огрехи замученных врачей. Врачи страховых компаний – сами бывшие врачи, только они настолько уже не могут работать в практической медицине, что капитулировали окончательно, согласились стать «шакалами минздрава», зашибать спокойную деньгу, разгребая говно наших витруальных поликлиник и стационаров и перестали носить гордое – негордое в наше время звание врача а стали просто «экспертами». Когда-то раньше только патанатомы считались «лучшими диагностами», непогрешимыми в последней инстанции, людьми самой спокойной специальности в медицине, сейчас и их проверяют, то же высокомерное племя экспертов страховых компаний, тоже крайне спокойных и самодостаточных в своей непогрешимости. Руководящее звено, администрация, к ним не относятся – им есть что терять, среди них идет постоянная борьба за жизнь в номенклатуре, за хорошие бабки, за теплые местечки руководителей, они тоже «пилят свой местный бюджетик, оставшийся от Федерального Большого Бюджетного Дуба Больших Дядек», им как и нам – тяжело, они тоже потеют, болеют, не спят по ночам, страдают гипертонией, анорексией и булемией, когда и диареей, отрываются на домашних и подчиненных, ревут и депрессируют, да и в бутылочку заглядывают тайком. И становятся самыми настоящими главнюками, в большинстве своем. И нет мира в сонме русских врачей! Где она, профессиональная корпоративность? Где сплоченность рядов современных эскулапов? Нет корпоративности, нет сплоченности; есть нездоровая треморная конкуренция, грязные инсинуации в коллективах разных уровней, чем выше уровень – тем гнуснее да изощреннее интриги.
Как-то Шастин сказал. Христианский мир совсем не странен обилием дней памяти своих святых: ежедневное воспоминание в церкви не дает душе расслабляться наблюдением мирских военных событий и участием в них. Мудро.
Столкновение с неожиданностями сельской жизни – это как на говешку наступить. Впрочем, русская действительность – сплошь неожиданности и говешки. Если бы европеец или америкос так часто сталкивались бы с неожиданностями и спокойно переживали их (ну, пусть даже с легким душевным трепетом, как то: вот ведь пришла зима – зараза, нежданно, в декабре,) кем бы они стали? Правильно, русскими. Русский – не национальность, а состояние души.
Вот только идеи русской нет, вокруг которой следовало бы объединиться!.. Здорово было бы! Все население Земли, по духу – РУССКИЕ, только у некоторых языки разные и цвет кожи, и все сматериться могут, вот времена!.. Мечтатель ты, Турчин, похмельный!
Врачи на приеме и в стационаре судорожно меряют давление всем своим пациентам подряд, дабы изобразить, что они их обследуют, долго и с умным видом выслушивают шумы легких и тоны сердец у семидесятилетних, якобы по их легочным и сердечным шумам можно сказать что-то очень конкретное, определенное, доискаться, наконец, до причины болезни и лечить ее, мерзкую, лечить! А годков-то пациенту – 79–84, а у врача-то он был последний раз лет этак 10, а то и 20 назад: «приезжали, давление мерили, а как же! А флюшку дык кажный год таскают делать». А врачей в селах в 8-10 раз меньше, чем положено по нашим рассейским нормативам, да и самым молодым уж давно за тридцатник. Читаем ли мы что новое в медицине? А коров когда терапевту доить, акушерке гусей щипать, детей кормить и в школу отводить, в огороде-садике работать? Муж-то законный после работы своей, физически и этилированно устал, на отдыхе, храпит. Крыша подтекает? Ага! Кто полезет? Конечно рентгенолог, хозяин, а че, не мужик? О чем это вы – о новом в медицине? Знаем и о новом, только это новое стоит в сто раз дороже эналаприла, стрептоцида, ципрофлоксацина и левомицетина (который, говорят, если втихушку мужу в водку подмешать – рвать будет за три метра, может и рефлекс условный приобретет, если не преставится). А в наших провинциальных больницах лекарственные препараты, выпущенные три десятилетия назад и которые можно перечислить по пальцам рук, до сих пор сражаются с недугами под страшными заморскими названиями; нет компьютерных томографов, разве что один-два аппарата ультразвуковой диагностики на пятьдесят тысяч населения, один рваный тонометр на сорок человек в терапевтическом отделении с одним размером манжеты и на толстую, и на тонкую руку; покупка медицинских халатов, ручек, бумаги, пластыря, клея за свой счет и много чего другого. Кто-то и денег бабкам дает на лекарства и свои лекарства им приносит…
Молодая женщина, оставившая позади обращение «девушка», но и не достигшая еще «бальзаковского возраста», красивая от природы, не сильно обремененная знаниями, полученными в ВУЗе, скучно живет в брачном союзе с фабрикантом Семеном Арсеньевичем, веселым пьяницей, регулярно ей изменяющим. После его гибели она бросает все и уезжает во Францию, где встречает своего старого знакомого и без памяти влюбляется в него. Их отношениям суждено пройти через мучительные испытания, но настоящая любовь сильнее обстоятельств…
Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.
Мы приходим в этот мир ниоткуда и уходим в никуда. Командировка. В промежутке пытаемся выполнить командировочное задание: понять мир и поделиться знанием с другими. Познавая мир, люди смогут сделать его лучше. О таких людях книги Д. Меренкова, их жизни в разных странах, природе и особенностях этих стран. Ироничность повествования делает книги нескучными, а обилие приключений — увлекательными. Автор описывает реальные события, переживая их заново. Этими переживаниями делится с читателем.
Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.
Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.
Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.
Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.